– Разговорчики! – пропыхтел Гефестай, залезая на верхнюю площадку вверенного ему бастиона, полукруглую и огороженную кубами зубцов.

Южный бастион выпирал из крепостной стены в полусотне шагов от привратных башен. Мощным утесом прикрывал он врата, на его верху стояла тяжеленная баллиста, пулявшая окованные железом бревна, пучки тяжелых стрел или ядра по настильной траектории. Нашлось место и для парочки онагров – катапульт, стрелявших навесом, как мортиры. Попробуй только, приблизься к воротам города! Так влупят, что дурно станет!

Римляне появились во время кены. Оба легиона выстроились покогортно, конники тусовались на флангах. Блестели на солнце орелики аквил, трепетали ленточки на древках сигнумов, пускали «зайчики» надраенные шлемы и пластинчатые панцири – лорика сегментата. Разом заревели, завыли гнутые трубы-букцины, и к воротам поскакал одинокий всадник.

– Не стрелять! – крикнул Гефестай. – Это посланец…

Посланец остановил коня у ворот Антиохии, задрал голову, высматривая командование за зубцами башен, и прокричал:

– Сенатор и консуляр, сиятельный Гай Авидий Нигрин пришел с войной, но желает мира! Землю и воду!

– Чего, чего он хочет? – обернулся Лобанов к Искандеру.

– Обычай такой, – растолковал тот. – Ежели осажденные выносят золотой поднос, а на нем две чаши, с водой и землей, значит, город сдается на милость осаждающего… Тс-с! Ну-ка, что дизпат скажет?..

Симак на левой воротной башне прокашлялся, высунулся между зубцов и любезно предложил:

– А не пойти ли вам всем в задницу? – Побагровев, он проорал с высоты: – Передай своему сиятельному говнюку, пусть начинает искать место для захоронения! Должны же мы знать, где зарыть такую кучу падали! – Дизпат обвел рукой строй легионеров и добавил доверительным тоном: – Смердеть же будете!

Посланец поднял коня на дыбы и ускакал.

Он несся так, словно боролся за приз на соревнованиях. Копыта коня выбивали клубы красноватой пыли, сливавшиеся в зыбкий шлейф.

По неслышной команде когорты перестроились – меньшая часть осталась сбивать прямоугольные рамы винеа, ставить каждую на три колеса и крепить сверху большие щиты-плетни, а основное воинство взялось за строительство лагеря.

– Ну, это у них часа на три-четыре, – авторитетно заявил Гефестай. – Плавали – знаем! Падайте, люди, отдыхайте!

Сам он «упал» на обтесанную раму онагра. Лобанов притулился рядом, удобно откинувшись на толстую откосину. Эдик с Искандером сели напротив, по обе стороны от амбразуры.

Лобанов обвел взглядом товарищей. «О чем они сейчас думают? – пришло ему в голову. – Вот мы все встали на защиту города, что стоит на краю Ойкумены. Отступать нам некуда, за нами – Антиохия-Маргиана! А враг силен и опытен, дисциплина у римлян, как у роботов. И о чем же думают люди на краю жизни, когда неясно, увидишь ты день завтрашний или уже помечен смертью?..»

– Знаете, что я сейчас вспомнил? – заговорил Гефестай. – Я, когда к легионам подобрался поближе, не сразу и поверил. Смотрю – девицы едут! Вот, думаю, допился! Да нет, едут красавицы! Две молоденькие и одна постарше…

– Пленные, может? – выдвинул версию Лобанов.

– Да нет, – протянул кушан, – непохоже… Одеты прилично, а седла у них так и играют жемчугами! Кто ж на такое седло пленницу посадит или, там, рабыню? И охрана у них такая, что о-го-го!

– И как же это ты с ними не познакомился? – комически изумился Эдик.