— Что правда, то правда. — Не сводя глаз с оружия, Конклин кивнул. — Но это имеет свое объяснение. Зная Дельту, я был убежден, что для него нет ничего святого: я же видел тебя в деле. Господи, однажды в Тамкуане ты разнес вдребезги голову своего же товарища! И лишь потому, что верил, — не располагал какими-то достоверными сведениями, а только верил! — будто он отправлял по радио донесения в отряд Хо Ши Мина. Ни обвинителей, ни защиты, скорая расправа на месте, в джунглях, — и все. Впоследствии оказалось, что ты был прав, но ведь мог бы и ошибиться! Почему бы не привести его к нам? Мы бы разобрались. Но нет, Дельта не такой, как все! У него — свои законы! И, если бы ты и в самом деле совершил в Цюрихе предательство, я бы ничуть не удивился: такие, как ты, на все способны.

— Меня, в отличие от других, никто не извещал об обстановке в Тамкуане, — сказал Дэвид, сдерживая злость. — Я должен был вывести из джунглей девять человек, десятый же мог задержать нас или сообщить неприятелю о нашем местонахождении.

— Боже мой, до чего же ты ловок! Надо же вывернуться так! Лучше уж, ради Христа, возьми и спусти курок. Разряди пистолет, как тогда, в того парня, честный ты наш Джейсон Борн! Если помнишь, я и в Париже предлагал тебе сделать это! — Конклин замолчал и, тяжело дыша, поднял на Уэбб налитые кровью глаза, потом зашептал плаксиво: — Я говорил тебе тогда и теперь повторяю: выведи меня из игры! Я надорвался!

— Мы были друзьями, Алекс! — заорал Дэвид. — Ты заходил к нам домой! Ел с нами, играл с моими детьми! Плавал с ними в реке…

О Боже, я снова в прошлом!.. Вновь предо мною эти образы, эти лица… И плавающие в воде и крови тела… Возьми же себя в руки! Старайся не думать об этом! Живи настоящим! Сегодняшним днем!

— Это было в другой стране, Дэвид. И я не думаю, что ты и меня хотел бы вычеркнуть из списка живущих.

Тем более что ты и так уже вышел в тираж, подумал Дэвид, а вслух сказал:

— Нет, вычеркивать тебя я не собираюсь.

— Когда-то мы оба многое знали и многое умели, разве не так? — произнес Конклин хрипло. — Но сейчас это уже не имеет значения. При всем желании я ничем не смогу тебе помочь.

— Сможешь. И сделаешь это.

— Перестань, солдат! Это не в моих уже силах!

— У тебя много должников, которые по-прежнему платят тебе долги. Так обратись к ним, Я бы встретился с ними.

— Мне очень жаль. Ты можешь спустить курок, как только пожелаешь, но если передумаешь, то знай, я не подставлюсь под удар добровольно и не стану перекрывать трубы, по которым ко мне стекается добро, к тому же на вполне законных основаниях. Если уж мне выпала удача попастись на тучных лугах, так почему бы не обрасти жирком? У меня многое отобрали, и я хотел бы вернуть назад хоть малую толику. — Разведчик поднялся с дивана и неуклюже заковылял к медному бару. Его хромота стала заметнее, чем прежде. Левую ногу он волочил с тем же примерно усилием, что и вставленную в протез культю.

— У тебя что, хуже с ногами? — спросил Дэвид осторожно.

— Какие ни есть, мне с ними жить.

— Ты подохнешь, — сказал Уэбб, поднимая пистолет. — Потому что я жить не могу без жены, а ты не оставляешь мне даже на грош надежды. Знаешь, чем это для тебя кончится, Алекс? После всех тех несчастий, которые обрушились на нас с твоей помощью, после всей этой лжи, ловушек, понадобившихся тебе, чтобы прижать нас к ногтю…

— Тебя, но не вас! — перебил его Конклин, наполняя стакан и не спуская взгляда с пистолета.

— Убей одного из нас — и ты убьешь обоих! Но тебе этого не понять.