— Я постараюсь.

На другой день пришел врач и нашел у меня злокачественную ангину. Филипп проводил около меня очень много времени и с большим самоотвержением старался наладить идеальный уход за мною. Соланж присылала мне цветы, книги и зашла ко мне, как только я в силах была принять ее. Я находила себя скверной, несправедливой, но стоило мне поправиться и вернуться к нормальной жизни, чтобы их интимность снова начала поражать и тревожить меня.

Впрочем, не я одна была встревожена. Господин Шрейбер, заведующий бумажными фабриками, эльзасский протестант, который часто приходил к нам завтракать и которого я принимала дружески, находя его очень прямым и надежным человеком, робко остановил меня в конторе как-то раз, когда я зашла к Филиппу и не застала его на месте.

— Госпожа Марсена, — сказал он мне, — простите меня за мой вопрос, но известно ли вам, что случилось с господином Филиппом? Он стал совершенно неузнаваем.

— В каком отношении?

— Все ему безразлично, сударыня, он очень редко приходит теперь в контору после завтрака, он пропускает свидания с самыми лучшими из наших клиентов; вот уже три месяца, как он не был в Гандумасе… Я делаю все, что в моих силах, но все-таки я здесь не хозяин… Я не могу заменить его.

Значит, когда Филипп говорил мне, что занят своими делами, он лгал, он, который был всегда так щепетилен и правдив. Но не для того ли он лгал, чтоб успокоить меня? И разве облегчала я ему хоть сколько-нибудь задачу, разве он мог быть со мной откровенным? Иногда желание видеть Филиппа счастливым было у меня так сильно, что я давала себе слово не тревожить его покой, но гораздо чаще я мучила его своими подозрениями и упреками. Я была зла, настойчива, неприятна. Он отвечал мне с большим терпением. Я часто говорила себе, что он был лучше по отношению к Одиль, чем я по отношению к нему при подобных же обстоятельствах. Но тотчас же я находила себе оправдание в разнице наших положений, в том, что для меня все это было гораздо страшнее. Мужчина не строит всю свою жизнь на любви; у него есть работа, друзья, умственные интересы. Женщина, подобная мне, существует только для своей любви. Чем заменить ее? Я ненавидела женщин и была равнодушна к мужчинам. После долгого ожидания я выиграла, наконец, как мне казалось, единственную партию, которую стремилась выиграть в жизни: нашла чувство исключительное и всепоглощающее. Теперь я потеряла его. И я не видела конца своему ужасному горю и не знала, как мне излечиться от него.

Так прошел второй год моего замужества.

XVI

Тем не менее два факта подействовали на меня успокоительно. Давно уже Филипп собирался ехать в Америку, чтобы там ознакомиться с некоторыми производственными процессами в бумажной промышленности, а также с условиями жизни американских рабочих. Мне страшно хотелось совершить вместе с ним это путешествие. Время от времени он начинал строить планы, посылал меня в Общество трансатлантического пароходства за справками о времени отплытия пакетботов и о цене билетов. Потом, после долгих колебаний, он решил, что мы не поедем. В конце концов я стала думать, что путешествие это уже никогда не состоится. Впрочем, я давно покорилась своей участи и заранее была готова на все. Я говорила себе: «Я восприняла идеи Филиппа о рыцарской любви. Я люблю его и буду любить что бы ни случилось, но никогда не буду вполне счастлива».

В январе 1922 года Филипп однажды вечером сказал мне:

— На этот раз я решил окончательно: мы едем весной в Соединенные Штаты.

— И я, Филипп?

— Ну конечно, и ты. Отчасти потому я и хочу поехать, что обещал тебе. Мы пробудем там полтора месяца. Я закончу всю работу в неделю, и мы сможем попутешествовать и посмотреть страну.

— Какой ты милый, Филипп! Я в восторге.