Изменить размер шрифта - +
В некоторых камерах сидело по несколько человек. Кто-то печально стонал, другие молчали, а третьи играли в какую-то азартную игру, используя в качестве подручного материала соломинки или хлопковые нити. Я не удивилась. Даже накануне казни китаец будет играть. Азарт у них в крови.

Камеры были двойные с каменной перегородкой посредине. Железные прутья от пола до потолка делили каждое помещение на отдельные клетки. Некоторые узники делали ставки через прутья. «Интересно, — подумала я, — на что они играют?» Услышав звон монет, я поняла, что деньги у заключенных не отбирают. Конечно нет. Деньги остаются у владельца, чтобы он мог дать взятку за хорошее обращение. Подкуп — древнейшая и глубоко укоренившаяся китайская традиция.

В конце коридора была небольшая двойная камера. Надзиратель открыл дверь второй клетки, втолкнул меня, запер дверь и ушел, что-то раздраженно бормоча. Я, без сомнения, была плохим заключенным. Он бы предпочел мужчину с несколькими монетами в кармане, который заплатил бы ему за еду и, возможно, стакан вина.

В камере не было ничего, кроме табурета, грязного матраса и ведра. Я села на табурет, стараясь ни о чем не думать, но отчаяние охватило меня. Как Юлан справится одна в миссии? Помнит ли она все мои наставления? Что она будет делать, когда лекарство мисс Протеро закончится? Может пройти несколько дней, прежде чем мандарин пожелает рассмотреть мое дело. Конечно, меня признают виновной. И выпорют. Или еще хуже…

Я вздрогнула. Мандарин может приговорить меня к отсечению кисти. В нашей деревне жил старик, который лишился руки таким образом. Паника охватила меня, снова вызывая приступ тошноты. Если все так обернется, как смогу я справляться со всеми делами? Я и раньше не знала, что делать. А без руки мне будет в десять раз тяжелее.

Чей-то голос неуклюже произнес несколько китайских слов. Я подняла голову и увидела человека, стоящего у решетки, разделяющей наши камеры. Узкий луч света падал из маленького оконца, расположенного под потолком, на лицо незнакомца. От потрясения сердце чуть не выпрыгнуло из моей груди. Я с ним никогда не встречалась, но, несмотря на двухдневную щетину, я его узнала. Это было лицо, которое Роберт Фолкон несколькими смелыми, блестящими штрихами нарисовал головешкой на стене миссии. Это был тот самый опасный человек, против которого предостерегал меня Роберт Фолкон.

Он был на дюйм или два выше мистера Фолкона и чуть тоньше. У него были черные вьющиеся волосы. Выражение лица отличалось от портрета, потому что он не улыбался. Но ошибки не было: те же глаза, узкий подбородок, те же скулы. На нем была теплая овечья куртка и узкие брюки для верховой езды, заправленные в кожаные сапоги.

Я встала и подошла к решетке, сняла шляпу и произнесла дрожащим голосом:

— Добрый день, сэр.

Он был удивлен, и, казалось, приятно удивлен, потому что глаза сразу засмеялись и уголок рта приподнялся в полуулыбке, и на мгновение он стал полностью похож на свой портрет.

— Господи! Девушка!… Англичанка! — воскликнул он. У него был низкий ленивый голос. — Какого черта ты здесь делаешь? Зачем ты надела это дурацкое платье?

— Я всегда так хожу, сэр. Я здесь живу. Я хочу сказать, я живу в деревне, недалеко отсюда. — Я почувствовала, что краснею. — Я здесь в тюрьме, потому что хотела украсть золотую брошь, а мастер поймал меня.

Он усмехнулся.

— Не повезло. Хотя я бы не сказал, что ты похожа на девушку, которая привыкла к украшениям.

— Нет, сэр. Я украла не для того, чтобы носить эту брошь, сэр.

— Нет? — глаза смеялись надо мной, голос — тоже. — Тогда для чего? Расскажи свою историю.

Я смутилась:

— Что вы имеете в виду, сэр? Какую историю?

— Что я имею в виду? Зачем ты украла брошь?

— Ах, потому что мне нужно кормить детей в миссии, а у нас не осталось ни еды, ни денег.

Быстрый переход