Эли, забрав кольцо у Хоркиса и надев его на палец, предложила идти впередсмотрящей. Я, улыбнувшись, отказался. Наверное, моя Малышка еще в полной мере не осознает моих возможностей, хотя в наличии огромной Силы не сомневается.

Шли не спеша, подстраиваясь под шаг Эли. Когда же я замечал, что она устала, я, несмотря на ее отнекивания, отдавал свой рюкзак Хоркису, и нес ее на руках, бережно прижимая свое сокровище к груди.

Обратный путь занял трое суток.

Наше возвращение в поселение вызвало бурю искренней радости у гномов. Видать, Повелитель все это время был в таком состоянии, что все вокруг, боясь его гнева, не знали куда спрятаться. Что ж, его можно понять. Конфликт со мной ему мог дорого обойтись. А уж если бы, что-то непоправимое приключилось с Эли, то не знаю, что бы я мог натворить. Тогда, добрым отношениям между гномами и эльфами пришел бы конец.

Мы, сопровождаемые одобрительно гомонящей толпой гномов, добрались до нашего жилища. Встретившая нас Ума, вначале бросилась обнимать и оглаживать Эли. Потом, подпрыгнув, ухватила за шею Хоркиса и, повиснув на нем, громко чмокнула его в губы. А затем, после небольшой заминки, преодолев нерешительность и стеснение, обняла меня, обхватив за талию так, что кости хрустнули.

Хоть во время пути я регулярно использовал бытовое заклинание очищения, но уж очень оно кожу сушит, и всем хотелось помыться, напитав кожу влагой. Не желая выпускать мою Малышку из поля зрения даже на мгновение, я пошел в гигиеническую комнату вместе с ней. Принял участие в ее раздевании, и опустил ее в каменную ванну наполненную теплой водой. Раздевшись сам, встав рядом с ванной на колени, помог Эли помыться, одновременно еще раз осмотрев, нет ли каких-нибудь на ней повреждений, которые я не заметил раньше. Все было в порядке.

Мой взгляд из обследующего стал жаждущим. Я честно попытался заставить себя сдерживать свое острое желание близости, возникшее буквально на уровне инстинкта, требующего скорее убедиться, что она здесь, со мной, моя. Нежно поглаживая ее, заскользил пальцами по щеке, шее, плечам, груди, животу, ногам. Эли, уже совсем не стесняясь меня, и не меньше моего нуждаясь в физической близости, жалобно застонав, подалась вперед, сильнее прижимаясь к моим пальцам. И я не смог терпеть. Разлука, пережитая тревога за нее, страх потерять, прекрасное тело под моими руками, ее доверчивая отзывчивость, совсем лишили меня выдержки, вызывая все сокрушающее желание.

В этот раз не было долгих ласк. Я не удержался от получения сиюминутного доказательства, что моя женщина здесь, со мной, и принадлежит мне. Жарко целуя ее в губы, я вынул ее из воды, посадил, придерживая за спину, на бортик ванны. Широко раздвинул ее ноги, и одним порывистым, решительным движением, со стоном наслаждения, проник в нее.

Это была настоящая, неразрывная близость. Желание взять и отдать. Потаенный страх потерять. Решительная уверенность, что такого я больше не допущу никогда.

Ритмично двигаясь, я ловил губами ее горячее дыхание и тихие стоны. Почувствовав ее разрядку, я, непроизвольно стиснув ее в объятиях, последовал за ней. Когда упоительное наслаждение сменилось сладкой истомой, я, не желая выпускать ее из своих объятий, благодарно целуя, зашептал:

— Малышка моя, любимая, прекрасная, желанная, как я раньше жил без тебя?

— А я без тебя? Наверное, это счастье — награда за те лишения, что мне пришлось пережить, — обнимая меня за шею и блаженно жмурясь, ответила она.

— А ты — мое счастье, за все мои испытания, — согласился я.

И тут, вдруг, вспомнились слова Пророчества, кольнувшие сердце тревогой:

Да это же об Эли! Как я сразу этого не понял?! Но почему мое счастье должно быть недолгим? Вот же, моя Малышка, со мной, рядом!

Ну, да. Правда. Чуть в зверя не превратился, когда ее Фед украл.