Почему он, как Лунгауэр, на задворках сознания переставил эти два слова: смерть и крест. Невероятно, сколько ж времени понадобилось, чтобы с задворок сознания это пробилось на самый верх: крест на машинах «скорой помощи» означал для больных сахарным диабетом пациенток не спасение, а смерть.
– Я вам рассказывал, что Бимбо был неподалеку, когда оба они были застрелены одной пулей. А это оказалось неспроста. Бимбо был поблизости. Но не как свидетель. Загляните‑ка в перчаточный ящик.
Швейцарская пушка была такая большая, что едва помещалась в бардачке. Господин Освальд даже не притронулся к ней, а сразу же захлопнул дверцу бардачка.
– Это Бимбо выстрелил в затылок Штенцлю.
– «Приди, сла‑а‑адкий кре‑е‑ест», – продолжал выводить свои бесконечные повторы тенор.
– А кто же прикончил Бимбо?
– Именно поэтому вы мне и нужны.
Господин Освальд выглядел озадаченно, он опять открыл бардачок.
– Я?
На этот раз он протянул было руку, но в последний момент отдернул ее.
– Вы ее спокойно можете взять в руки. От нее так несет дезинфекцией, что Бимбо там точно своих отпечатков не оставил.
Но когда Освальд попытался вынуть ее, она не сдвинулась ни на миллиметр.
– Вы слышите, что он там поет? – спросил Бреннер.
– Он уже три минуты одно и то же поёт.
– Да, все время только «Приди, сладкий крест».
– От этой сладости все зубы испортишь, прежде чем досыта нахлебаешься и коньки отбросишь.
Бреннеру показалось, что господин Освальд заговорил как водитель «скорой». Может, потому, что окружение слегка заразное, вся эта боевая обстановка. Тут даже у такого чувствительного человека, как господин Освальд, бицепс вдруг расти начинает – с моральной точки зрения.
Но Освальд сразу же опять впал в свой прежний оскорбленный тон:
– Что вы мне про песню рассказываете? Я хочу знать, зачем я здесь!
– Бимбо пользовал больных сахарным диабетом раствором сахара. Но перед этим он быстренько подносил им на подпись завещание. Ирми он застрелил потому, что она напала на след.
– Вы считаете, что «скорая» убивала людей, вместо того чтобы спасать их?
– «Приди, сла‑а‑адкий кре‑е‑ест», – все еще пел певец, да так соблазнительно, как будто речь шла о крестце, на который мужчины всегда мечтают положить женщин.
– Вы можете это доказать?
– Именно для этого вы мне и нужны.
Освальд взглянул на него с недоумением.
– Вы должны войти для меня в компьютер спасателей Креста.
– Я и опасался чего‑то в этом роде, – вздохнул господин Освальд.
– Номер восемнадцать? – спросил Бреннер, когда они свернули на Новарагассе.
Господин Освальд даже не кивнул. Он даже не захотел узнать, откуда Бреннер знает, что у него здесь стоит его баснословно дорогая установка.
Ты вполне можешь догадаться, откуда на нее взялись финансы. Но для спасения чести господина Освальда я тебе одно только скажу. Он никогда не подслушивал ради денег. А если уж он попутно немного прирабатывал шантажом, то не в целях личного обогащения. Всегда служил своему делу, всякий грош вкладывал в усовершенствование установки. А сколько еще своих личных денег добавлял!
Сама квартира вряд ли дорого стоила. Запущенная конура без туалета и ванной. Но компьютер – просто как в NASA.
Пока господин Освальд включал свою машину и пытался зайти в компьютер спасателей Креста, Бреннер рассказал ему все остальное.
– Лунгауэр захотел выйти из игры, когда дело приняло криминальный оборот. Через день после того, как он сообщил об этом Молодому, Бимбо попал ему отверткой…
– Семьсот двадцатый у Милосердных братьев! – перебил его компьютер голосом Черни. |