Но «понял» в данном случае вообще не имело отношения к эфиру. Это Бреннер наконец понял: восемьсот десятый был Малыш Берти! А госпиталь Франца Иосифа был всего в паре сотен метров от Шпиннеринам‑Кройц, где недавно проехал Молодой.

Не надо путать госпиталь с вокзалом Франца‑Иосифа, где Бреннер в свое время упустил бомжа. Ведь вокзал ровно на противоположном конце города, это просто случайное совпадение названий. Хотя не то чтобы совсем уж случайное, ведь Франц‑Иосиф для Вены что‑то вроде местного кайзера.

– Восемьсот десятый – Матцляйнсдорферплац, – передал Берти.

– Восемьсот десятый, да возвращайтесь же вы, наконец! И перестаньте сообщать мне о каждом вашем повороте! – потеряв терпение, заорал толстяк Буттингер в микрофон.

Но теперь Бреннер, конечно, уже понимал, что Берти преследует для него Молодого.

Берти успел побывать в гараже и уже знал всю историю со швейцарской пушкой и семьсот сороковым.

И ты вот чего не забывай. Поначалу Малыша Берти ужасно бесило, когда Бреннер однажды целый день подражал голосам своих коллег. И теперь он, ясное дело, сразу понял, что по радио был не Ханзи Мунц, а Бреннер, изображавший Ханзи Мунца. И ему просто оставалось сложить два плюс два, чтобы догадаться, что Бреннер по какой‑то причине хочет узнать точное местонахождение Молодого.

– Восемьсот десятый – Гудрунштрассе! – уже опять отрапортовал Малыш Берти.

А теперь толстяк Буттингер, совершенно спокойно:

– Если кто увидит восемьсот десятый, скажите ему, чтобы возвращался. У него приемник неисправен.

– Понял, – сообщили Бреннер и еще десяток водителей.

– Восемьсот десятый едет по Гудрунштрассе. Восемьсот десятый едет по Гудрунштрассе.

Бреннер не стал отвечать. Он боялся, что Молодой может обратить внимание.

И Малыш Берти на протяжении нескольких минут больше ничего не передавал. Бреннер сделал из этого вывод, что Молодой все еще едет по многокилометровой Гудрунштрассе и не свернул на Лаксенбургерштрассе.

– Восемьсот десятый вызывает центральную, – вдруг прорезался Берти.

– Восемьсот десятый, вы меня слышите? – заорал толстяк Буттингер, типа: если радио не работает, может, он меня и так услышит, непосредственно.

– Прием безукоризненный, – невинно ответил Малыш Берти.

– Местонахождение? – прорычал толстяк Буттингер.

– Зиммерингерхауптштрассе.

Бреннер никак не мог поверить, что Малыш. Берти обвел вокруг пальца толстяка Буттингера, оставив его в глубокой заднице. Ведь как все устроил, незаметно так передал новое местонахождение Молодого.

– Возвращайтесь! – приказал толстяк Буттингер. Но в следующее мгновение пришел срочный вызов для Малыша Берти: – Восемьсот десятый! Едете по срочному по Юго‑Восточному шоссе. Код четырнадцать! Реанимация уже выехала!

Теперь Бреннер мог распроститься со своим помощником Берти. Потому как ты не можешь бросить подыхать на шоссе людей только потому, что решил немного поиграть в детектива. И в конце концов, ни Малыш Берти, ни толстяк Буттингер не могли знать о том, что у Лунгауэра в пятьсот девяностом тоже всего несколько секунд решали, жить ему или умереть.

Бреннер несся по Гудрунштрассе на совершенно зверской скорости. Когда Берти послали на Юго‑Восточное шоссе, он находился в двух километрах от Зиммерингерхаупт, а когда он свернул на Зиммерингерхаупт, то успел увидеть в зеркале сзади, как уезжает Берти.

И в результате этого гляденья в зеркальце заднего вида он едва не врезался в Молодого, в пятьсот девяностый. Потому как Бреннер в ажитации предположил, что Молодой едет по полной выкладке, на большой скорости. Но он себе не спеша, с расстановкой, тащился по вымершей Зиммерингерхаупт в сторону центра.