Клавдия . Да, со мной такое тоже бывает. Тело поднимает голову, а потом начинает смотреть совсем в другую сторону.
Герберт . А не убраться ли нам отсюда? Куда нибудь туда, где есть движение и жизнь.
Клавдия . Спорт! Только теннис! Там собираются вместе благонамеренные и благоразумные, я хотела сказать смелые и загорелые.
Курт . Ты этим летом участвуешь в ралли, Герберт? Наконец то мы снова можем проведывать полузабытые народы.
Герберт . Да, железного занавеса больше нет. Разве это не повод доставить себе удовольствие? Только нужно смотреть в оба, чтобы в России тебя не заправили этилированным бензином.
Изольда . Я не хочу ждать и видеть, как без толку проходят мои зрелые годы. Я хочу, чтобы из меня выворачивались набухшие влагой губы.
Курт . Ты что несешь? Умом тронулась?
Изольда . А ты только брать горазд, ничего не давая взамен.
Курт . Нам остается альпийская флора – и только.
Клавдия . Вот теперь мне надо выйти. Ты закажешь мне сок, Герберт? Пока я буду отсутствовать, соки сами собой не появятся.
Герберт . Порой мне кажется, от общения с другим человеком никогда не станешь умнее, если все время держать глаза закрытыми.
Курт . Это долгая история. Чужаки лезут к нам со своими представлениями о культуре, выворачивают перед первым встречным душу, как мешок с грязным бельем. Омерзительно! Ты же не хочешь этого, Изольда?
Клавдия . Зато у нас внутри все так прекрасно и уютно. Так ты идешь, Изольда, точнее, Эмма?
Обе смотрят на часы, встают, достают гигиенические пакеты.
Изольда . Надо и о теле позаботиться, не так ли, Клавдия, я хотела сказать Карина?
Клавдия . Да. В нашем теле, там, куда нельзя заглянуть, царит страх, и если снаружи мрак, он становится еще сильнее.
Изольда . Видишь только себя, ничего больше. Но через секунду страх проходит, и мы снова можем смотреть свою развлекательную программу.
Клавдия . Да, мы, женщины, это здорово придумали!
Они делают друг другу знаки. Пчелиный гул усиливается до предела.
Изольда (едва слышно). Сейчас нам надо туда, где есть дыра для ненужного добра.
Клавдия . Вот именно. Кто боится боли, тот отрекается от себя. Так я написала в объявлении, когда передавала им горячий привет.
Женщины выходят. Пчелиный гул мгновенно прекращается. В глубине видны касса и полки с товарами. Женщины останавливаются, изучают ассортимент, покупают тенниски и т. п., их видно сквозь стеклянные двери. Совершенно беззвучно разворачивается маленькое представление, непритязательный телевизионный балет, все происходит за стеклянными дверьми. Женщины то взлетают вверх, то опускаются вниз. Певец беззвучно поет в микрофон и т. д.
Передний план: небрежно одетый официант подходит к столу и наклоняется к Герберту и Курту.
Официант . И что вы от меня хотите?
Герберт и Курт (вместе). Удовольствие от лыжных гонок на короткую и длинную дистанцию мы уже получили.
Официант . Из за вашей податливости женщины от вас уйдут, вы и глазом моргнуть не успеете. Надо вовремя сказать нужное слово.
Герберт . Они не пойдут с чужими мужчинами.
Курт . Сейчас они размышляли над тем, под каким покровом их тела не выйдут из повиновения. Поэтому и купили себе тенниски.
Герберт . Покупают. Под их рабочей поверхностью так и рвутся прорасти цветы. На это потребуется пара месяцев.
Курт . Вот вот, природа должна переработать то, что мы всей группой оставили на ее поверхности.
Герберт . Да, наша жизнь – главное, ради чего мы живем.
Официант . Так то оно так, но Бог вложил ее в вас, словно бросил ядовитую таблетку в стакан. Пейте сладкий жизни сок! Ваше здоровье! Вам не терпится снова в путь, не так ли? Куда веселее видеть свое отражение в телевизоре и газете. Вы все время только о себе и думаете, окружаете себя людьми, как мебелью. |