Изменить размер шрифта - +

В зале воцарилась невероятная тишина. Мне показалось, что я отчетливо слышу, как быстро стучит сердце Бориса, готовое в любую минуту вырваться из его груди. Он стоял посреди зала, с низко опущенной головой, словно в ожидании сурового приговора своей судьбе. Все озадачено молчали. Смелый поступок тети Агнессы еще не дошел до сознания родственников.

Конечно, все знали, что она всегда жила одна и ни разу не была замужем. Злые языки называли ее «старой девой», и нам с сестрой всегда было жалко ее. Мы понимали, что это насмешка. Наша тетя никак не может быть девой. Та была другая: молодая и красивая, на коне и с длинными, развевающимися на ветру волосами. Мы не раз видели ее на рисунке в большой красочной книге. Ее называли Орлеанской девой, и она ничем, даже отдаленно, не походила на тетю Агнессу, разве толь тем, что у нее тоже не было детей.

И вот теперь, откуда-то появился мальчик, и тетя назвала его своим сыном.

Сима крепко сжала мою ладошку, и молча кивнула в сторону Бориса, похоже, готового разреветься от гнетущей тишины, затянувшейся до неприличия.

– Он нам чужой и ничей сын, – прошептала с непосредственной детской жестокостью.

Мне стало жалко его. Не отдавая отчета в своих действиях, я поддалась какому-то порыву, выдернула ладошку из руки Симы, и медленно подошла к мальчику. Он еще ниже опустил голову, сквозь слезы рассматривая блестящие носки моих маленьких изящных туфелек.

Я протянула ему конфету, уже порядком, подтаявшую в руке. Это был любимый «Гулливер», честно заработанный за длинное стихотворение, которое я специально разучила для праздничного вечера.

Борис поднял глаза, наполненные слезами, и быстро спрятал руки за спину. Гордость не позволяла ему принять мою жалость даже в виде вкусной конфеты. Я растерянно посмотрела на тетю Агнессу. Она улыбнулась, погладила меня по голове и сказала Борису:

– Ну, не надо вести себя так, будто ты маленький дикарь. Возьми конфету и поблагодари Соню.

Гости словно очнулись и обступили нас плотным кольцом. Все стали поздравлять тетю с праздником и с «прибавлением» в семействе. Борис с сожалением посмотрел на конфету и, неожиданно гордо вскинув голову, отвернулся в сторону.

– Что ты пристала к нему? – дернула меня за рукав Сима. – Ешь сама свою конфету или отдай половину мне. А этот… приблуда, – она кивнула головой в сторону мальчика, – ишь, какой, еще не стал сыном, а уже задается, – она показала ему язык, потом снова крепко ухватила меня за руку и потащила в другую комнату. Я хотела спросить ее, что значит «приблуда», и, где она слышала такое слово, но Сима тащила меня за собой, не останавливаясь. Я все время оглядывалась, а Борис неотрывно смотрел нам вслед.

Так состоялось наше первое знакомство с мальчиком, которого усыновила наша тетя. Она никогда не вдавалась в подробности и ничем не объясняла свой странный поступок. За нее это сделала старая нянька Нюра. Она и не заметила, как ловко нам с сестрой удалось все у нее выспросить, и простодушно поведала все, что сама знала о нем.

Оказывается, Борис был сиротой и давно уже жил в детском доме. Вернее, он был не совсем сирота, и у него была какая-то семья, но он все равно почему-то оказался в детском доме. Почему родственники от него отказались и отдали на воспитание государству, Нюра не знала. Не мог понять этого и сам мальчик. Он рос молчаливым и замкнутым, часто болел.

Каждый год летом, санаторий, где работала тетя, принимал детей из детских домов и интернатов на лечение. Чем запал в душу нашей строгой тете этот худенький мальчик, мы не знали и никто этого не знал. Его, не по-детски тоскливый взгляд, будил ее по ночам и уже до утра не давал уснуть. Тетя Агнесса была серьезной и ответственной женщиной. Она долго все обдумывала и взвешивала. И, все же, спустя полгода, после долгих мытарств и хождений по кабинетам, оформила все бумаги, и забрала Бориса домой.

Быстрый переход