|
Про себя улыбнулась, а затем хмуро, как на низкое солнце, взглянула на Цинцинната, продолжая сползать. По всему судя, -- это было дикое, беспокойное дитя. -- Неужели тебе не жалко меня? -- сказал Цинциннат. -- Невозможно, не допускаю. Ну, поди сюда, глупая лань, и поведай мне, в какой день я умру. Но Эммочка ничего не ответила, а съехала на пол и там смирно села, прижав подбородок к поднятым сжатым коленкам, на которые натянула подол, показывая снизу гладкие ляжки. -- Скажи мне, Эммочка, -- я так прошу тебя... Ты ведь все знаешь, -- я чувствую, что знаешь... Отец говорил за столом, мать говорила на кухне... Все, все говорят. Вчера в газете было аккуратное оконце, -- значит, толкуют об этом, и только я один... Она, как поднятая вихрем, вскочила с пола и, опять кинувшись к двери, застучала в нее -- не ладонями, а скорее пятками рук. Ее распущенные, шелковисто-бледные волосы кончались длинными буклями. "Будь ты взрослой, -- подумал Цинциннат, -- будь твоя душа хоть слегка с моей поволокой, ты, как в поэтической древности, напоила бы сторожей, выбрав ночь потемней..." (*6) -- Эммочка! -- воскликнул он. -- Умоляю тебя, скажи мне, я не отстану, скажи мне, когда я умру? Грызя палец, она подошла к столу, где громоздились книги. Распахнула одну, перелистала с треском, чуть не вырывая страницы, захлопнула, взяла другую. Какая-то зыбь все бежала по ее лицу, -- то морщился веснушчатый нос, то язык снутри натягивал щеку. Лязгнула дверь: Родион, посмотревший, вероятно, в глазок, вошел, довольно сердитый. -- Брысь, барышня! Мне же за это достанется. Она визгливо захохотала, увильнула от его ракообразной руки и бросилась к открытой двери. Там, на пороге, остановилась вдруг с очаровательной танцевальной точностью, -- и, не то посылая воздушный поцелуй, не то заключая союз молчания, взглянула через плечо на Цинцинната; после чего -- с той же ритмической внезапностью -- сорвалась и убежала большими высокими, упругими шагами, уже подготовлявшими полет. Родион, бурча, бренча, тяжело за нею последовал. -- Постойте! -- крикнул Цинциннат. -- Я кончил все книги. Принесите мне опять каталог. -- Книги... -- сердито усмехнулся Родион и с подчеркнутой звучностью запер за собой дверь. Какая тоска. Цинциннат, какая тоска! Какая каменная тоска, Цинциннат, -- и безжалостный бой часов, и жирный паук, и желтые стены, и шершавость черного шерстяного одеяла. Пенка на шоколаде. Взять в самом центре двумя пальцами и сдернуть целиком с поверхности -- уже не плоский покров, а сморщенную коричневую юбочку. Он едва тепл под ней, -- сладковатый, стоячий. |
