И
еще: в голове у меня множество начатых и в разное время
прерванных работ... Заниматься ими я просто не стану, если срок
до казни все равно недостаточен для их стройного завершения.
Вот почему.
-- Ах, пожалуйста, не надо бормотать, -- нервно сказал
директор. -- Это, во-первых, против правил, а, во-вторых --
говорю вам русским языком и повторяю: не знаю. Все, что могу
вам сообщить, это, что со дня на день ожидается приезд вашего
суженого, -- а он, когда приедет, да отдохнет, да свыкнется с
обстановкой, еще должен будет испытать инструмент, если,
однако, не привезет своего, что весьма и весьма вероятно.
Табачок-то не крепковат?
-- Нет, -- ответил Цинциннат, -- рассеянно посмотрев на
свою папиросу. -- Но только мне кажется, что по закону -- ну не
вы, так управляющий городом обязан --
-- Потолковали, и будет, -- сказал директор, -- я,
собственно, здесь не для выслушивания жалоб, а для того... --
Он, мигая, полез в один карман, в другой; наконец из-за пазухи
вытащил линованный листок, явно вырванный из школьной тетради.
-- Пепельницы тут нет, -- заметил он, поводя папиросой, --
что ж, давайте утопим в остатке этого соуса... Так-с. Свет,
пожалуй, чуточку режет... Может быть, если... Ну да уж ничего,
сойдет.
Он развернул листок и, не надевая роговых очков, а только
держа их перед глазами, отчетливо стал читать:
-- "Узник! В этот торжественный час, когда все взоры..."
-- Я думаю, нам лучше встать, -- озабоченно прервал он самого
себя и поднялся со стула.
Цинциннат встал тоже.
-- "Узник! В этот торжественный час, когда все взоры
направлены на тебя, и судьи твои ликуют, и ты готовишься к тем
непроизвольным телодвижениям, которые непосредственно следуют
за отсечением головы, я обращаюсь к тебе с напутственным
словом. Мне выпало на долю, -- и этого я не забуду никогда, --
обставить твое житье в темнице всеми теми многочисленными
удобствами, которые дозволяет закон. Посему я счастлив буду
уделить всевозможное внимание всякому изъявлению твоей
благодарности, но желательно в письменной форме и на одной
стороне листа".
-- Вот, -- сказал директор, складывая очки. -- Это все. Я
вас больше не удерживаю. Известите, если что понадобится.
Он сел к столу и начал быстро писать, тем показывая, что
аудиенция кончена. Цинциннат вышел.
В коридоре на стене дремала тень Родиона, сгорбившись на
теневом табурете, -- и лишь мельком, с краю, вспыхнуло
несколько рыжих волосков. Далее, у загиба стены, другой
стражник, сняв свою форменную маску, утирал рукавом лицо.
Цинциннат начал спускаться по лестнице. |