- Вы не ответили на мой вопрос...
- А еще я хочу просить вас попробовать наше сало... Отец делает его
по старинному рецепту, поэтому в нем так много розовых прокладок, видите,
как красиво?
- О, да, - ответил Штирлиц, поняв, что парень ничего ему не ответит,
- с удовольствием отведаю вашего домашнего сала. Откуда вы родом?
- Из Магдебурга, господин Бользен. Наш дом стоит на развилке дорог,
помните, поворот в направлении Ганновера и указатель на Гамбург? Красивый
дом, очень старинный, с большой силосной башней на усадьбе...
- Я часто езжу по этой трассе, милый Ганс, но, увы, сейчас не могу
вспомнить ваш красивый старинный дом... Наверняка под красной черепицей, а
балки каркаса прокрашены яркой коричневой краской?
- Ну конечно! Значит, все же помните?!
- Начинаю припоминать, - сказал Штирлиц. - Если вам не трудно,
пожалуйста, сделайте мне еще кофе.
- Конечно, господин Бользен.
- Или попозже? Ваш кофе остынет, допейте, Ганс...
- Ничего, я люблю холодный кофе. Сын группенфюрера научил меня делать
"айс-кофе". Пробовали?
- Это когда в высокий стакан с холодным кофе кладут катышек
мороженого?
- Да.
- Очень вкусно, пробовал. А вы пили кофе "капучини"?
- Нет, я даже не слыхал о таком.
- Помните, в средние века жили капуцины, странствующие монахи?
- Я не люблю попов, они ведь все изменники, господин Бользен...
- Почему же все?
- Потому что они болтают про мир, а нам воевать надо, чтобы
изничтожить большевиков и американцев...
- В общем-то верно, хорошо думаете... Так вот, о кофе капуцинов...
Это когда в горячий кофе кладут мороженое и образуется совершенно
невероятная шоколадная пена. Боюсь, что кофе "капучини" мы с вами
попробуем лишь после победы... Идите, милый, я не задерживаю вас более...
Сделайте заварки кофе на три чашки, я тоже люблю холодный кофе, мне потом
предстоит поработать...
Когда Ганс вышел, Штирлиц достал из кармана пиджака маленькую
таблетку снотворного, положил ее в чашку Ганса, закурил, глубоко
затянулся; снял трубку телефона и набрал номер Дагмар Фрайтаг, той
женщины, дело которой передал ему Шелленберг.
Голос ее был низким, чуть что не бас; Штирлицу нравились такие
голоса, как правило, бог наделял ими высоких, худощавых, спортивного типа
женщин с лицом римлянок.
"Ты все всегда придумываешь, старина", - сказал себе Штирлиц. "Ну и
что? - ответил он себе же. - Это прекрасно. Надо навязывать явлениям и
людям, тебя окружающим, самое себя; незаметно, подчиняясь непознанным
законам, твои представления, твоя концепция, твои идеи обретут право
гражданства, только надо быть уверенным в том, что поступаешь правильно и
что твоя идея не есть зло, то есть безнравственность". |