Изменить размер шрифта - +
  А когда западный фронт будет открыт американцам,  когда
их армии устремятся на Берлин,- надо обращаться к Сталину  с  предложением
мира; да, именно к  нему,  пугая  его  Гиммлером  -  с  одной  стороны,  и
неуправляемостью  вермахта,  его  высшего  командования,  типа  Гудериана,
Кессельринга, Гелена, - с  другой,  представив  ему,  Сталину,  документы,
которые бы  свидетельствовали,  что  Ялтинское  соглашение  стало  листком
бумаги;  пусть  думает,  кремлевский    руководитель    умеет    принимать
парадоксальные решения: либо американцы в Берлине  и,  таким  образом,  во
всей практически Европе, либо  новая  Германия  Бормана,  да,  именно  его
Германия, которая будет готова отбросить армии американских плутократов  и
заключить почетный мир с Москвой, признав ее - на этом этапе - лидерство.
     "Мало времени, - сказал себе Борман. - Очень мало времени  и  слишком
много стадий, которые мне надо  пройти.  Очень  трудно  соблюдать  ритм  в
кризисной ситуации, но, если я  все-таки  смогу  соблюсти  ритм,  появится
шанс, который позволит мне думать не о бегстве, но о продолжении дела моей
жизни".
     ...Именно тогда он и вспомнил Штирлица.
     ...Именно тогда, вернувшись в Берлин, он позвонил  Мюллеру  и  вызвал
его к себе, поручив подготовить материал против Гудериана и Гелена. Именно
тогда он и задал ему вопрос, кто сможет сделать так,  чтобы  информация  о
новых тайных контактах Гиммлера и его штаба ушла в Кремль.
     ...Именно  поэтому  Штирлиц  и  не  был  арестован   немедленно    по
возвращении: он оказался тем  недостающим  звеном  в  комбинации,  которую
начинал Борман - на  свой  страх  и  риск,  без  указания  того  человека,
которого  о б о ж а л  и  н е н а в и д е л  одновременно.
     Ситуация в Германии была такой, что  те  функционеры  рейха,  которые
ранее,  будучи  поставленными  в  иерархической   лестнице    на    строго
определенное место, с точно утвержденными правами и обязанностями,  являли
собою некие  детали  одной  машины,  гарантировали  ее  слаженную  работу,
сейчас,  накануне  краха,  изверившись  в  способности    высшей    власти
гарантировать не пропитание и кров, но самое жизнь, были  обуреваемы  лишь
одной мыслью: как  в ы с к о ч и т ь  из вагона, несшегося  под  откос,  в
пропасть.
     Поскольку людям, лишенным  истинной  общественной  идеи,  свойственна
некая гуттаперчивость совести,  поскольку  блага,  которые  они  получали,
служа фюреру, были  платой  за  злодейство,  беспринципность,  покорность,
трусость, предательство друзей, впавших в немилость, насилие  над  здравым
смыслом и логикой, ситуация, сложившаяся  в  рейхе  весной  сорок  пятого,
подталкивала их - во имя физического спасения - к некоему  фантастическому
шабашу внутреннего предательства.
Быстрый переход