Она зябко повела плечами и попыталась уйти в платье поглубже.

– Ненавижу его. Ты купишь мне новое?

– Дюжину, если только у тебя не королевские запросы.

– Хм… но ты – принц?

– Не в Бычьем Броде, дорогая.

– Дорогая? Это мне нравится. Это уже по‑семейному. Санди…

– Что?

– Поцелуй меня. Мы же с начала сказки не целовались.

– Прямо здесь?

Она кивнула, и они обнялись. Секунды капали со звоном, а им не хотелось отрываться друг от друга. Кто‑то долго и старательно кашлял в траве у самых их ног.

– Кто там еще? – недовольно спросила Сэсс.

– Я прошу прощения, мадам, – сказал ей робкий голосок, – но не возьмете ли вы и меня с собой в это загадочное и романтичное место под названием Бычий Брод? Ну хотя бы в должности домового? Мадам, я обещаю, у вас будет лучшая земляника во всем этом населенном пункте.

– А ты не будешь возникать в неподходящее время в неподходящем месте? – спросила подозрительная Сэсс. – Не будешь путать пряжу, бить посуду, воровать сахар, пачкать обои и выть в каминную трубу?

– Ну что вы, на это у вас будут дети, мадам!

– Насчет детей, – вставил Санди. – Я слыхал, Королева эльфов потому крадет чужих детей, что не может иметь своих.

– Повторяешь чужие глупости, – рассердилась Сэсс.

– Проверим?

– Проверим. А этого берем? Ты его рекомендуешь?

– Конечно, берем. В случае чего обратно отправим, на родину. Все вопросы решили?

– Нет, – сказала она. – Еще один. Тогда, когда я висела на этой штуке… я была немой, но не глухой. Ты сказал Райану одну интересную вещь. Мне бы хотелось услышать ее снова.

– Ты о чем?

– По‑моему, – с невинным видом подсказал Сверчок, – это был твой ответ на вопрос, какого лешего ты лезешь не в свое дело.

Санди попытался придать лицу кислое выражение.

– «Потому что я люблю эту женщину», – покорно повторил он. – Сэсс, а ты будешь бить посуду?

– Буду, – пообещала она. – И за это ты будешь любить меня еще сильнее.

ЭПИЛОГ

Вот уже три года Бычий Брод сходил с ума по танцам на льду. Сооруженный усилиями общественности каток в Университетском городке не пустовал ни один зимний вечер. С наступлением темноты и окончанием лекций, а иногда и крамольно не дожидаясь того, звонкий молодой смех смешивался там со звуками музыки, и в свете разложенных по краям катка костров студенты кружили счастливых профессорских дочек и просто деревенских барышень, достигая совершенства в пируэтах и отчаянно хвастаясь друг перед другом. Каток потеснил в популярности местную пивную, бывшую до сих пор общепризнанным студенческим клубом, и это нововведение было принято на ура, поскольку сюда без ущерба для репутации могли прийти девушки, а их общества так не хватало обремененным и удрученным ученостью юным книжным червям.

Вот и в тот день суматоха на катке началась раньше, чем погасли окна в аудиториях; сидевшие там в заточении студенты не могли собрать воедино свои мысли, преподаватели нервничали, и все томились ожиданием окончания последней лекции.

Наконец прозвенел долгожданный звонок, отмучившиеся страдальцы сорвались со скамей – их будто унес ураган. Профессура, неторопливо и важно одевшись, спускалась по лестнице, не вполне искренне сетуя друг другу на отсутствие в юном поколении дисциплины и царя в голове.

Они вышли из парадного подъезда тесной элитарной группкой и остановились на краю катка, наблюдая, как пары движутся по кругу и некоторые отчаянные головы, привлекая общее внимание, демонстрируют чудеса владения коньками.