Фирминъ путешествовалъ. Фирминъ друженъ съ лучшими людьми въ Англіи и взялъ жену изъ первѣйшей фамиліи. Ей-богу, сэръ, не-уже-ли вы предполагаете, что женщина, воспитанная въ роскоши, въ Рингундскомъ отели, въ Уальпольской улицѣ, гдѣ она была, самовластной госпожой, ей-богу, не-уже-ли вы предполагаете, что такая женщина, годится въ сидѣлки къ больному? Она никогда не годилась, для этого и ни для чего, кромѣ… (тутъ маіоръ увидалъ улыбки на физіономіяхъ нѣкоторыхъ изъ своихъ слушателей) кромѣ, а говорю, того, чтобы занимать первое мѣсто въ Рингвудскомъ отели и украшать общество и тому подобное. И если такая женщина вздумала убѣжать съ докторомъ своего дяди и выйти за человѣка ниже ея званіемъ — ну, я не вижу, чтобы это было смѣшно, будь я повѣшенъ, если вижу!
— Намъ она остаётся себѣ на островѣ Уайтѣ, между-тѣмъ какъ бѣдный мальчикъ въ школѣ! сказала со вздохомъ моя мать.
— Фирминъ долженъ тамъ оставаться. Онъ лечить Великаго Герцога: тотъ не можетъ быть спокоенъ безъ Фирмина. Онъ далъ ему орденъ Лебедя. Они ворочаютъ всѣмъ въ высшемъ свѣтѣ, и я готовъ держать съ ними пари, Гуденофъ, что мальчикъ, котораго вы лечите, будетъ баронетомъ, если вы не уморите его вашими проклятыми микстурами и пилюлями, ей-богу!
Докторъ Гуденофъ только нахмурилъ свои большія брови.
Дядя мой продолжалъ:
— Я знаю, что вы хотите сказать: Фирминъ настоящій джентльмэнъ по наружности — красавецъ. Я помню его отца, Бранда Фирмина, въ Валенсьеннѣ съ герцогомъ Йоркскимъ. Брандъ былъ одинъ изъ красивѣйшихъ мущинъ въ Европѣ; его прозвали Головнёй: онъ былъ рыжій, страстный дуэлянтъ, застрѣлилъ одного ирландца, остепенился потомъ и все-таки поссорился съ своимъ сыномъ, который чертовски кутилъ въ молодости. У Фирмина, конечно, наружность джентльмэновская: чорные волосы: отецъ балъ рыжій. Тѣмъ лучше для доктора; но… но мы понимаемъ другъ друга, я думаю, Гуденофъ, намъ съ вами приходилось видѣть разныя разности въ нашей жизни.
Старикъ подмигнулъ и понюхалъ табаку.
— Когда вы возили меня къ Фирмину въ Паррскую улицу, сказалъ мистеръ Пенденнисъ своему дядѣ:- я нашолъ, что домъ не очень веселъ, а хозяйка не очень умна; но всѣ они были чрезвычайно добры; и мальчика я очень люблю.
— Его любитъ и дядя его матери, лордъ Рингудъ! вскричалъ маіоръ Пенденнисъ. — Этотъ мальчикъ примирилъ свою мать съ ея дядей послѣ ея замужства. Вы вѣрно знаете, что она убѣжала съ Фирминомъ, моя милая?
Матушка сказала, «она слышала что-то объ этой исторіи». И маіоръ опять увѣрилъ, что докторъ Фирминъ былъ сумасбродный молодой человѣкъ двадцать лѣтъ тому назадъ. Въ то время, о которомъ я пишу, онъ былъ врачомъ въ Плеторическомъ госпиталѣ, докторомъ Гранингенскаго великаго Герцога и имѣлъ орденъ Чернаго Лебедя, былъ членомъ многихъ учоныхъ обществъ, мужемъ богатой жены и довольно значительной особой.
Что же касается его сына, такъ-какъ имя его красуется во главѣ этихъ страницъ, то вы можете догадаться, что онъ не умеръ отъ болѣзни, о которой мы сейчасъ говорили; за нимъ ухаживала хорошая сидѣлка, хотя мать его была въ деревнѣ, хотя отецъ его былъ въ отсутствіи, но пригласили очень искуснаго доктора лечитъ юнаго больного и сохранить его жизнь для пользы его фамиліи и для этого разсказа.
Мы продолжали нашъ разговоръ о Филиппѣ Фирминѣ, его отцѣ, его дядѣ графѣ, котораго маіоръ Пенденнисъ зналъ коротко, пока не доложили, что подана карета доктора Гуденофа; и нашъ добрый докторъ оставилъ насъ и воротился въ Лондонъ.
Нѣкоторыхъ изъ тѣхъ, кто разговаривалъ въ этотъ лѣтній вечеръ, уже нѣтъ на свѣтѣ, чтобы разговаривать или слушать. Тѣ, которые были молоды тогда, добрались до вершины горы и спускаются уже къ долинѣ тѣней.
— Ахъ! сказалъ старый маіоръ Пенденнисъ, тряхнувъ своими темнорусыми кудрями, когда докторъ уѣхалъ: — вы видѣли, моя добрая душа, когда я заговорилъ о его confrère, какъ угрюмъ вдругъ сдѣлался Гуденофъ? Они не любятъ другъ друга, моя милая. |