— Есть! — рявкаю я. — Учту и исправлюсь, товарищ майор, но все-таки вы бы мне сказали, чем могу служить?

— Имеется предложение направить вас в Израиль. У нас складываются сейчас новые, благоприятные отношения с этой страной. Израилю требуется помощь, не в последнюю очередь — военная. Страна создает свою армию, можно сказать, с нуля.

— И вы решили, будто именно я должен им помогать? Извините, и в каком качестве?

— Предположим, послужить командиром эскадрильи в системе создаваемых сил противовоздушной обороны…

— Комэской я вполне могу и дома служить. Честно говоря, я всю израильскую авиацию в гробу видел, товарищ майор. И никаких патриотических чувств к этой стране я не испытываю. Мне больше цыгане нравятся: тысячу лет назад вышли из Индии, за пятьсот лет растеклись по всему свету и никому не подчинились, ни с кем не смешались. Свободные люди без предрассудков…

— Не валяйте дурака, Рабинович…

— Извините, я же до вас не дотронулся! Если вам очень нужно от меня избавиться, ладно, поеду хоть в Израиль, но на должность не ниже, чем заместитель командующего ВВС. — С этими словами я повернулся через левое плечо и позволил себе выйти вон из кабинета, не испросив на то разрешения товарища майора.

Примерно, через неделю меня вывели за штат. Попытка выяснить — за что? — никаких результатов не дала, а еще спустя месяц, меня уволили в запас — по сокращению штатов (так было обозначено в приказе).

И вот я сижу в размышлениях дома. Думаю, думаю и ничего путного придумать не могу — куда бы кинуть кости? Что я могу, что я умею, чего стою? Ну, летчик я, летчик, маленько владеющий английским языком. А есть ли спрос на таких, кто его знает, и куда соваться?.. В самый разгар этого душевного разброда звонит «Рязань», воркует сизым голубочком и предлагает встретиться. Есть о чем серьезно поговорить.

— О чем говорить, подруга, когда меня из кадров высадили. Что значит — как? Обыкновенно, коленом под зад и никаких долгих разговоров.

— Тебя уволили? Совсем? — спрашивает «Рязань» и, к моему удивлению, голос ее звучит весьма оживленно, — Выходит, ты теперь свободный человек?

— До того, между нами девушками говоря, свободный, что жить стало категорически тошно.

— Подожди тошнить! Давай лучше махнем на недельку в Сочи. Там уже тепло и еще мало народу. Восстановим гемоглобин и, чего еще надо восстановим. Учти, я на данном этапе вполне при деньгах… Ну, перестань благородствовать! Ну, в конце концов, можешь взять у меня в долг, если ты такой щепетильный…

A.M.: Почти уверенный, что Автора потянуло на лирику, я уже готов был ввести поправку в курс повествования, но мое благое намерение оказалось совершенно напрасным.

АВТОР: Тут я пропускаю двадцать четыре такта. Сочи — рай для бездельников, и все, сюда попадающие, взаимодействуют примерно одинаково. Разница лишь в возможностях расходной части бюджета. Свои две недели мы отработали по полной программе, не экономили и уже наладились возвращаться в Москву.

Лететь предстояло на Ту-104.

Уже у трапа я совершенно случайно встретил знакомых перегонщиков с трассы Аляска — Мурманск, теперь они составляли аэрофлотовский экипаж и топали к своей машине, стоявшей рядом с нашим «Ту». Мы малость потрепались, пока смазливенькая стюардесса не поинтересовалась: или мы летим или мы остаемся? Не помню, что я ей ответил, очевидно, попытался сострить в ответ и поднялся в салон. Через несколько минут мы взлетели. Я приготовился задремать, когда ко мне подошла та самая со смазливенькой мордочкой стюардесса и сказала:

— Извините, я слышала ваш треп с нашим экипажем, вы случайно не летчик? — А видок у девочки непонятно с чего сделался, как через два часа после аборта.