Дон Кихот и Санчо Панса.

Один их мужиков худой и высокий, причём худоба лишь подчёркивает его рост, а второй пухленький, ага, и уже знакомый. Помнится, он космонавта нашего как-то раз сопровождал.

— О, на ловца и зверь бежит, — всплеснул директор руками, обернувшись на звук открываемой мной двери, — Вот и наш молодой композитор. Так что про артистов для городской партконференции можете сами у него спросить.

— Я тут документы на аренду принёс, — на автомате проговариваю я заготовленную фразу, — От театра кукол.

— А-а, а я вас помню. Вами Николаев как-то раз заинтересовался. Не скажете, чем там у вас всё закончилось? — на удивление живо вылезает вперёд толстячок, успев по дороге мельком глянуть на своего высокого спутника.

— Ещё не закончилось. Про космонавтику целая серия фильмов снимается. Андриян Григорьевич в них консультантом по космосу, а я музыку пишу. Так что часто видимся. И на утверждениях сценария, и на предварительных просмотрах, и на премьерах.

— Простите, я про театр кукол немного не понял, — звучным голосом, нисколько не совпадающем с его худой фигурой, интересуется незнакомый мне высокий мужчина.

Знаете, в чём-чём, а в голосах я разбираюсь. Они из ниоткуда не берутся. Одной глотки мало. Чтобы у дрыща голос зазвучал, его на что-то опереть надо. При такой худобе над голосом нужно было много работать, чтобы он звучал, как у полноценного певца, или оратора, на худой конец.

— Я сейчас работаю в театре кукол музыкальным руководителем. Они ставят по два-три новых спектакля в год, и мне надо где-то записывать музыку для них. Кроме этой работы у меня есть масса других проектов, в том числе и запись наших союзных знаменитостей, — поделился я своими проблемами.

Минут пять мы с ним проговорили, вроде чисто дружески, причём толстячок с директором ДК усиленно делали вид, что ничего особенного не происходит, и они тут тоже чем-то заняты.

Выяснив, что и как у меня со студией, и откуда вдруг могут появиться известные артисты в местном ДК, второй секретарь обкома партии открыл для меня новую планету.

— Вы знаете, я сам из комсомольцев, и честно скажу вам, что со многими комсомольцами из их нынешнего актива у меня дружеские отношения. Зачем вам театр кукол? Организуйте свою студию под эгидой обкома комсомола в виде хозрасчётной организации. Если хотите, я могу позвонить к ним в обком, и вам объяснят все преимущества такой формы сотрудничества, — обаятельно улыбнулся партийный змей — искуситель. Улыбка у него тоже отлично поставлена. Ничуть не хуже, чем у доброй половины голливудских актёров смотрится.

Уважаю. Далеко человек с такими навыками пойдёт. А про комсомол и на самом деле мысль интересная. Обязательно завтра же к ним заеду.

* * *

«Две тысячи сорок ноль три,

Семь восемь пятьсот сто ноль два,

Четыреста девять семь три,

И двести шестьсот сорок два.

И сто сорок, и сто сорок».

— Что скажешь, Рита? — выключил я автомагнитолу и повернулся к поэтессе, после того как набор чисел, напетых и записанных на музыку, прозвучал в моей машине то ли пятый, то ли шестой раз подряд. — Сможешь текст с таким размером сочинить?

— Амфибрахий? Попробую, — улыбнулась в ответ девушка, — Классная музыка и поёшь ты здорово. Только скажи, как ты додумался числа зарифмовать? Чем-то твоя песня на шифрограмму от Юстаса Алексу в Центр похожа.

— Да пробовал я на тарабарском языке петь, — махнул я рукой и почесал затылок, — Вот только у меня в среднем из десяти слов шесть были матом. А что такое амфибрахий?

— Трёхсложный стихотворный размер, — объяснила Рита, — Твоя шифровка в этом размере спета.