Так вот ты какой, гнида. Росточку неплохого, крепость еще видна, рожа массивная… тупая, уверенная, бронированная рожа. Славный, должно быть, был рыцарь революции: чистые руки, горячее сердце, холодная голова, ага… нет, не трусливый старикашка, но это мы еще посмотрим.

– Извините за беспокойство, но дело неожиданное и срочное, – крайне спокойно сказал Звягин. – Был звонок из референтуры начальнику управления, связано с телегой. Надо гасить без оттяжки, поэтому меня лично – за вами. – И протянул, как своему и старшему по званию, заслугам и возрасту, свое удостоверение, но в руки не дал, хозяин едва заметным внутренним движением отметил это как правильное, и Звягин отметил это его отмечание. Березницкий взял со столика в небольшом, но славном холле очки из китайской плоской вазы («У кого реквизировал, сука?») и прочитал не медленно, но внимательно. За удостоверение Звягин был спокоен – лучше настоящего, не мальчик.

– Не телефонное, – сказал он, упреждая вопрос. – Такое время.

Логично. А в чем дело, да?

– Конец дня, – сказал он. – Вечный бардак в любимом ведомстве. В архивах чуток насорили. Остальное – на месте.

Березницкий чуть подумал – тоже крайне спокойно.

– Я на машине, – сказал Звягин. Галстук не обязателен, хотел он добавить и улыбнуться, но воздержался: это уже лишнее.

– Я позвоню, – сказал Березницкий. Соображал он явно уже с трудом, да и никогда, конечно, большой сметливостью не отличался, за то и держали, но рефлексы вжились в нем прочно. – Вы садитесь.

Без «благодарю» Звягин опустился на диванчик перед телевизором и расслабил позвоночник.

– Можете. Но Крупников сейчас у хозяина, там освободятся в (взглянул на часы) восемнадцать пятнадцать.

Шлепнуть бы тебя прямо сейчас, в собственном сортире, и вся недолга. Да не заслужил ты такой быстроты и легкости.

Упоминание фамилии, причем не сразу, а в правильный момент, – это подействовало, разумеется, успокаивающе. Да и обликом Звягин, то бишь Сергеев, был правилен, безупречен. Разве что лицо запоминающееся, так в их управлении это неважно.

– Переоденусь, – сказал Березницкий и вышел. В глубине квартиры перемолвился неразличимо фразами с женой, которая так и не показалась – своя дрессура.

Явившись в синем, немодном и добротном костюме с планками и значком почетного чекиста («А как же! чтоб помнили, с кем дело имеют!»), Березницкий полез в теплый, с подстежкой, плащ.

– Машина у двери, – сказал Звягин о возможной ненужности плотно одеваться. – Обратно тоже доставят, – сказал он, и тут оба чуть улыбнулись профессиональному, для посвященных, юмору этой фразы.

Внизу Березницкий увидел пустое такси.

– Рабочая, – сказал Звягин, и Березницкий понял, согласился, судя по тональности молчания: получше все у начальства, взял оперативную, которая подвернулась, не свою же гонять, жалко, и бензин дорог, нет его.

Звягин сел и открыл правую дверцу:

– Пожалуйста.

Березницкий стоял, чуть ближе к задней. Во рефлексы действуют! – ему мозг выстриги, он на одних рефлексах то же самое делать будет.

– Пожалуйста, – сказал Звягин, открыл, перегнувшись, заднюю дверцу, а переднюю захлопнул, и Березницкий поместился сзади.

– Что тут? – спросил он недовольно, наступая на куртку.

– А, Сашино барахло, отодвиньте в сторону. – И Звягин рванул к центру.

Березницкий посапывал.

Ехали на Лубянку.

Тормозя перед светофором, Звягин попросил:

– Тряпочку протяните сзади, стекло запотело.