А поодаль, почти на краю стола, выстроились другие глиняные домики — это была та самая деревня, куда вчера забрел Дори.
Остро заточенной человеческой костью Цестинда медленно двигала от «деревни» к плошке с веткой семь маленьких кукол. Уродливо сплетенные из соломы и тряпочек, они тем не менее удивительно напоминали детские фигурки. Ведьма беспрестанно бормотала, что-то подсыпая на стол, водила над фигурками руками, дула, капала всякие отвары…
— Ванька, вон ты где схоронился! Вижу, вижу, за пнем сидишь! Вылазь! Теперь тебе водить! Только, чур, не подглядывать, а то знаю я тебя! — кричала Танюшка, прячась за можжевеловый куст.
— Только ты быстрей нас находи, а то боязно одному сидеть, в лесу-то, — промычал толстый Влас.
— Домой бы пора, — рассудительно проговорила Катька, самая старшая из ребят. — А то бабка Свекла мне все косы повыдергивает.
— Так все равно ж повыдергивает! А домой всегда успеется, — по-взрослому махнул рукой Тишка.
— Я есть хочу, — захныкала маленькая Дуня.
— Ну, еще разок спрячемся — и мигом домой! — заключил Федя, бывший у ребят за главного. — Дунька, не реви! Иди, я тебе покажу, где схорониться можно — Ванька тебя ни в жисть не найдет.
Отряд мужиков, наконец, собрался. Вооружившись кто чем мог — дрекольем, топорами, вилами, запасшись факелами, крестьяне двигались вдоль ручья. Кузнец шел впереди. В одной руке у него был самый большой молот, в другой он нес ларец. Митрофан шагал уверенно, тяжело ступая, пудовый молот в его руке казался невесомым. Два нательных крестика — свой и покойной Любаши — блестели на его груди в распахнутом вороте рубахи. Он надеялся только на защиту любви, своего молота и волшебного ларца, принесенного странным маленьким незнакомцем. Лицо кузнеца выражало мрачную уверенность. Было ясно, что он или победит ведьму, или останется в лесу навсегда.
Остальные повесили на себя чеснок, перевязали волосы нитками (считая, что это отпугивает ведьм), взяли с собой иконки. Кое-кто запасся и склянками со святой водой.
Шли молча, лишь изредка переговариваясь. Темнело, свет факелов отбрасывал на лица крестьян резкие тени. От этого лица мужиков казались еще решительнее.
Дорн почти бежал рядом с Митрофаном, не успевая за его широкими шагами. Ему тоже передалась от кузнеца уверенность в победе, и он только изредка вспоминал, что в случае неудачи так и останется в этом мире навеки. Если не случится еще чего похуже. Однако сын правителя гнал от себя такие мысли и изо всех сил старался не отстать от своего могучего товарища.
— Скоро уже придем! — сказал он кузнецу.
Митрофан молча кивнул.
А Цестинда острой костью подталкивала детские фигурки все ближе и ближе к избушке.
— Ну куда вы все спрятались? — чуть не плакал Влас. — Ну вылазьте, боязно мне тут одному!..
— И впрямь пойдемте домой, смеркается уже, — поддержала его Танюшка.
— Сдаешься? — крикнул откуда-то Тишка.
— Да сдаемся, сдаемся, только пойдемте отсюда быстрее! — кричала Катя. — Совсем заигрались, вон уже ночь на дворе… Ох, и попадет же нам!..
— А куда идти-то? — спросил Ваня. — Вы знаете дорогу?
— По светлу-то яснее было. Но, наверное, туда. Айда за мной! — Федя решительно направился к кривой березке, ребятня побежала следом.
И впрямь стемнело, да как быстро! Только что был белый день, и солнечные лучи пробивались сквозь листву, как вдруг весь лес погрузился во мрак. Стало страшно, да не просто страшно — жутко! Где-то ухала сова, деревья в темноте казались невиданными чудищами, которые тянут к тебе свои руки-ветви и вот-вот схватят. |