— Ты тоже это видишь? — прошептал один рабочий, схватив другого за руку.

— Угу, — только и смог промычать тот.

А смотреть было на что: с педагогии ей явно творилось нечто неладное. Сначала она схватилась за горло, будто проглотила что-то горячее, потом начала сама себя душить, а затем закашлялась. Кашляла и кашляла, и вдруг перестала, замерла. Рабочие подумали, что все странное и непонятное на сегодня закончилось, да поторопились — Зоя Львовна вдруг стала выделывать такие номера, что и глядеть жутко. Руки и ноги ее беспорядочно задергались в разные стороны, туловище извивалось и крутилось, голова заламывалась назад… Создавалось ощущение, что в этот самый миг внутри женщины кто-то борется. Свои нелепые танцы Зоя Львовна сопровождала совсем уж жуткими выкриками и воплями. То засмеется, да так злобно, так дико, то замычит, словно от натуги, то закричит отчаянно.

Наконец, рабочие пришли в себя и кинулись к женщине.

— Что с вами? — встревоженно прокричал один из них.

Педагогиня дернулась еще раз, уронив при этом свои массивные очки. Толстое стекло лопнуло, но она не обратила на это никакого внимания. Наступила сапогом на оправу, неожиданно улыбнулась и ответила каким-то особенным, как будто бы и не своим, нежным и мелодичным, голосом:

— Со мной все в порядке.

И зачем-то направилась к дубу совершенно не характерной для нее легкой походкой. Рабочие, которые совсем уж растерялись, не понимая, что происходит, потопали за ней. Неожиданно взгляд одного из них упал на ларец — тот лежал на снегу, тускло поблескивая на солнце. Рабочий нагнулся, чтобы поднять находку, но сапог Зои Львовны наступил прямо ему на руку.

— Ой, больно же! — взвыл рабочий.

Не обращая внимания на его вопли, педагогиня подняла ларец, внимательно осмотрела его и перевела взгляд на рабочих.

— Ступайте отсюда! — грозно скомандовала она. — И не смейте даже пальцем тронуть старое дерево! Понятно?!

— Как скажете. — забормотали работяги. Они по-прежнему ничего не понимали, но были рады, что их освободили от тяжелой и неприятной обязанности. И потому поспешили унести ноги, пока она не передумала. Или пока не случилось еще чего-нибудь столь же странное и страшное.

Оставшись одна, женщина подошла к сухому дубу.

— Однако же я соскучилась, — проговорила она, обняв черный ствол. — Как приятно видеть хоть что-то родное! Я пятьсот лет просидела в темноте и так просто этого не оставлю. Кстати, как я сейчас выгляжу?

— Так себе, — честно ответил дуб. — Одета, как пугало, сама страшная, на голове дурацкий пучок. Но тебе-то не все равно? Главное, ты теперь на свободе!

— Это верно! А красотой займусь позже, — отозвалась женщина, но все же вытащила шпильки из прически, распуская и взбивая волосы.

— Да, так уже гораздо лучше, — похвалило дерево. — Ты помнишь, что я тебе говорил надо сделать?

Ведьма, а как вы поняли, это именно была ведьма Цестинда, дух которой вселился в тело неосторожно зевнувшей Зои Львовны, усмехнулась.

— Семь детей запугать и убить? Конечно, помню! Думаю, я с этим быстро управлюсь. Как и в прошлый раз. Задача несложная. Подумаешь, делов-то — сопляков напугать! Если б мне тогда не помешал этот гадкий уродец-недомерок, все в мире давно бы уже было по-моему.

Однако дуб покачал кроной, как люди качают головой, когда с чем-то не соглашаются.

— Теперь все уже не так просто, моя дорогая! Настали другие времена.