— Вот так-то… И огниво мне не нужно, и ветер я призывать еще не разучилась, — сказала она. — Так что давай не будем силами меряться. Лучше скажи, что это ты молчал до сих пор?

Откуда-то из огромного ствола раздались звуки, которые при большом воображении можно было принять за смех.

— Очень интересно за тобой наблюдать, «правительница Цестинда»! Уж больно хороша ты была, когда в очередной раз распластывалась у моих корней! — дуб еще раз гулко хохотнул. — И, правду говоря, мне давно уже никто не поклонялся и на меня не молился… А это весьма приятно, я тебе скажу! Так что можешь продолжать! А то в Кронии ко мне уже давно относятся как к детали пейзажа, без должного уважения.

Дуб словно бы напрягся, его ветви резко поднялись к небу и с оглушительным грохотом замолотили по земле. Огромные, гораздо шире туловища взрослого человека, корни вырвались из земли и начали крушить все вокруг. Поднялся ветер, да такой сильный, что Цестинду сбило с ног, и она покатилась по земле. Докатившись до остатков какого-то куста, ведьма вцепилась в них мертвой хваткой. Ей вдруг стало по-настоящему страшно. Только теперь она поняла, какую мощь пыталась раздразнить.

Когда Дуб успокоился и затих, Цестинда подошла к стволу и ласково его погладила.

— Ты догадываешься, о Великий Огромный Дуб, как будут поклоняться тебе ВСЕ жители Кронии, когда я вернусь туда и займу подобающее мне место? Пока эти дурачки, сказочные жители, не понимают твоей важности и не ценят твоего величия. Но если мне удастся установить в Кронии свои порядки, все изменится, уверяю тебя! Ты ежеминутно станешь получать все почести, которых достоин! Только сначала помоги мне.

Ни одна ветка не шевельнулась на дереве. Дуб ничего не ответил колдунье, не согласился с ней, но и не возразил. И ведьма решила, что это не самый плохой знак. Нужно просто немного подождать.

Некоторое время Цестинда не подходила к дубу. Надолго исчезала по своим ведьмовским делам, бродила по окрестностям, собирала травы, камни, кости, животных и прочие нужные в колдовстве вещи. Возвращаясь, плотно закрывала дверь домика и не показывалась из него по нескольку дней. И вот однажды…

Однажды ночью, когда Цестинда возвращалась из очередной недельной отлучки, около самого порога перед ней вдруг выросла стена. Забор из туго переплетенных корней и корешков вел прямо к Дубу. Ведьма ухмыльнулась и повернула в ту сторону.

— Зачем позвал? — поинтересовалась она, подойдя к дереву.

— Слушай и запоминай, второй раз повторять не буду, — обычно громкий раскатистый голос на этот раз звучал чуть слышно. Толстая ветка, скрипнув, прижала голову волшебницы к самому стволу. Слышно стало чуть лучше, но все равно Цестинде приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы разобрать слова дуба.

— Чтобы обрести власть над моей второй половиной, тебе надо принести в жертву рядом со мной семь испуганных детских душ. Тогда все птицы-стражи полетят провожать эти души в Кронию, и цветущий дуб на несколько мгновений останется без охраны. Сумеешь за это время околдовать своей магией меня и вместе со мной его, получишь то, к чему стремишься. А не справишься — пеняй на себя. Я тебе ничем помогать не буду!

— Уж я постараюсь! — ведьма захохотала так, что сухая земля вихрем взлетела в воздух. Поднявшийся ураган выдирал с корнем чахлые деревца, вздымал в воздух целые поваленные стволы. — Ай, спасибо тебе за подсказку! Вот уж удружил так удружил!

Добыть сразу семь детских душ — не шутка. В окрестных деревнях о существовании ведьмы уже догадались, побаивались ее и детей оберегали. Так что Цестинде оставалось только одно — затаиться и ждать, пока люди о ней забудут.

Так она и поступила. Перестала наводить порчу на людей и скот, похищать младенцев и делать прочие пакости.