Боцман сделал руками такое движение, словно сворачивал голову птице.

– Вы их убьете? – испугался Томек.

– Как пить дать! Ну, мы здесь с тобой языки чешем, а там больной ждет. Занесем ему этот бульон, но я полагаю, что ему лучше бы помог приличный глоток рома.

– Раненым нельзя давать алкоголь, – сурово возразил Томек.

– А после чего Смуга пришел в себя, как не после глотка рому? Нет, браток, ты меня не переубедишь! Пошли!

Смуга с аппетитом выпил бульон, а потом, несмотря на протесты Хантера, закурил трубку, выпустил несколько клубов дыма и сказал:

– Андрей, прикажи сделать для меня носилки. Завтра мы должны снова тронуться в путь. Довольно здесь прохлаждаться.

– Невозможно, Ян! – возразил Вильмовский. Ведь в тропиках даже обыкновенный порез плохо залечивается. Мы не тронемся с места, пока не затянутся твои раны.

– Мне ничего не будет, Андрей. В свое время в Бенгалии тигр обошелся со мной хуже, а все кончилось хорошо. Мой организм приспособился к жаркому климату. Я уверен, что во время марша я поправлюсь скорее.

Вильмовский колебался. В беседу вмешался Хантер:

– Череп у Смуги железный, если не треснул от такого удара. Я тоже считаю, что нам надо двигаться в путь, но не завтра, а послезавтра. На это есть две причины. Во‑первых, через два дня Смуге станет лучше, а во‑вторых... – Тут Хантер наклонился к товарищам, стоявшим у постели раненого, и тихо добавил: – во‑вторых, я хочу задержаться здесь хоть на день, потому что кавирондо вдруг стали проявлять готовность отправиться с нами в дальнейший путь как можно скорее. Не подозрительно ли это?

– Еще до того, как раненый Смуга появился в лагере, носильщики согласились продолжать с нами путешествие. Я тогда их спросил, перестали ли они бояться своих соседей луо. Они ответили, что теперь они ничего не боятся, потому что луо передали своими тамтамами, что встретят их гостеприимно, – ответил Вильмовский.

– Возможно, что посланец Кастанедо, о прибытии которого сообщил нам Самбо, приказал им идти с нами вперед, – высказал догадку Хантер.

– Надо пожелать, чтобы услужливость Самбо не пошла ему во вред,сказал Вильмовский. – Парень постоянно вертится около кавирондо и мешает им в их тайных беседах.

– Вы проследите за ним, боцман, – обратился Хантер к моряку.

– Не так страшен черт, как его малюют. Я навел среди них кой‑какую дисциплину. Кавирондо стали кротче ягнят. Они ему ничего не сделают.

Вильмовский внимательно посмотрел на боцмана. Вместе с Хантером они два дня сидели у постели раненого, оставив лагерь на попечении моряка. Легкомысленный тон боцмана насторожил Вильмовского. Он подумал, что моряк что‑то от него скрывает. Вильмовский перевел взгляд на Томека, который после заявления своего сердечного дружка стал улыбаться и ерзать на месте.

– Томек, ты тоже считаешь, что Самбо у нас в полной безопасности? – спросил Вильмовский.

– Со вчерашнего дня носильщики смотрят на Самбо с большим уважением. Ему теперь ничего не грозит, – ответил мальчик.

– Почему же они так внезапно изменили свое отношение к Самбо? – допытывался Вильмовский.

Боцман предостерегающе кашлянул, но Томек, не обращая на него внимания, с триумфом заявил:

– Вчера один из кавирондо ударил Самбо, когда тот подошел к группе беседующих негров. За это боцман здорово отлупил кавирондо и предупредил остальных, что если с Самбо случится что‑нибудь плохое, то боцман вернется в их деревню, подожжет их хижины и строго накажет всех жителей.

Вильмовский насупился, но ничего не сказал боцману. Неожиданное нападение на Смугу было прямым доказательством темных замыслов кавирондо.