Лежанн снимал кору с бальсы, чтобы сделать дерево еще легче. Апату и Франсуа разрезали стволы на нужную длину, пока я сушил багаж на каменистом пляже. Я обнаружил, что вчерашнее кораблекрушение нанесло нам значительный ущерб; один из хронометров намок и не замедлил остановиться; у Лежанна больше не было пальто; я погоревал об одной из моих фланелевых рубашек; Франсуа потерял брюки, а Апату — две пары прекрасных туфель, привезенных из Парижа; это было меньшее из наших несчастий, поскольку он умел обходиться без обуви. Наш шоколад пришел в негодность; рис, маис, немного сухарей, которые мы привезли, полностью размокли, но стоявшее в зените солнце не замедлило все это высушить. Главное, что все наши пятьсот патронов были в хорошем состоянии; мы хранили их в коробках из белой жести.

Днем мне пришлось оказывать помощь бедному Апату, который, утомившись в борьбе с водной стихией, нечаянно нанес себе удар тесаком, раскроив ногу до кости, а у Франсуа лицо так распухло от укусов комаров, что он едва мог приоткрыть веки.

Но болеть было некогда; необходимо как можно скорее выбраться из этих прибрежных районов. В два часа мы отправились в путь. Новый плот, который был шире, казалось, лучше перенесет плавание; к тому же мы его облегчили, сняв укрытие, предназначавшееся для того, чтобы можно было спрятаться от солнца.

Через некоторое время после отплытия Апату, стоявший спереди, был отброшен силой инерции, когда плот натолкнулся на препятствие, и упал в реку. Это было опасно для менее опытного пловца; но мы увидели, что он вынырнул сзади плота, ухватился за него и спокойно поднялся.

Вскоре нам пришлось остановиться, чтобы подождать Апату, который отправился в пироге разведать путь; эта мера предосторожности была необходима, так как река, усеянная множеством островов, образовывала пороги, а может быть, и водопады. На повороте, в момент когда мы еще видели спокойную реку, перед Апату уже бурлила пенящаяся вода.

Это были первые большие камни, перекрывающие ложе Рио-Лессепс. Апату прыгнул в пирогу, бросил швартов на дерево, и мы остановились в тот момент, когда нас бросило на препятствие.

Надо было разгрузить багаж и перенести его на расстояние двести метров, к месту, куда мы подведем плот, после того как переправимся, удерживая его на канатах. Эта утомительная операция длилась не менее трех часов.

Валуны, составляющие препятствие, были глыбами песчаника, скругленными водой, которые когда-то упали с очень крутого берега. Этот песчаник составлял только основание берега, он выступал из-под более чем десятиметрового слоя глины, замечательной своими красными, как кровь, пятнами.

Наш плот расшатался, и, что пугало меня гораздо больше, Апату подхватил лихорадку, Франсуа на исходе сил, у Лежанна ноги и руки так распухли от укусов комаров, что он едва может пошевелить ими. За ночь, проведенную нами под проливным дождем, у меня начался приступ печеночной колики: это маленький сувенир от моих предыдущих путешествий. Мы утешались в наших бедах только надеждой достичь вскорости более приятных районов.

Апату отправился в лес за лианами, чтобы пришвартовать плот; Франсуа очень эффективно помогал ему в этой операции, так как, прослужив в качестве матроса первого класса во французском морском флоте, он легче, чем кто-либо, умел приготовить прочные связки. В это время я делал топографическую съемку при помощи компаса, тщательно нанося на схему главные вершины Анд, от которых мы еще недалеко отошли; я определил также высоту солнца при помощи теодолита, а Лежанн занимался барометрическими и гипсометрическими измерениями, а также измерял температуру воздуха. Эти наблюдения очень тяжелые не столько из-за солнечных лучей, от которых мы могли укрыться только под деревьями, сколько из-за мошкары, донимавшей без передышки с шести часов утра до шести часов вечера. Наш лагерь находился непосредственно перед порогом, казавшимся нам очень сложным; в полдень мы погрузились, и наши страхи вскоре оправдались.