Я тихонько предупредил Лежанна, и мы подошли к нему поближе. Лежанн шел впереди с единственной пулей большого калибра в карабине; Апату следовал за ним с тесаком, а я, не имея ничего лучшего, вооружился большим камнем, который подобрал на берегу. Мы сделали шесть шагов; Лежанн выстрелил, и животное, осев, испустило дух. Я срезал у него когти и осмотрел шерсть и зубы. Нам попалось животное, которое рукуйены называли маракаи. Без сомнения, отсюда название озера Маракайбо в Венесуэле.
Мы очень беспокоились за Франсуа. Апату посоветовал попробовать вместе с плотом перебраться на другой берег. На первом повороте реки мы увидели нашего товарища, пытающегося перейти ее по шею в воде. Проплывая мимо, Апату бросил ему канат с привязанным на конце камнем; камень улетел, канат остался. Тогда я схватил шест, бывший у меня под рукой, и протянул его Франсуа; тот схватился за него изо всех сил, и вот он на плоту. Спустя час мы пришли к устью большого правого притока, впадавшего под прямым углом. Его ширина равнялась примерно одной трети ширины основной реки. Очевидно, это была Унильо, истоки которой хинерос видят в предгорьях Анд рядом с верховьем Нейвы.
Четвертого ноября мы увидели каймана на пляже; Апату позвал его гортанным криком; животное плавало прямо под нами и, отойдя на пятнадцать метров, исчезло под водой. Апату, находившийся с моей стороны, приготовился дать хороший удар веслом по носу дураку, позволившему себе попасть в западню, но кайман не появлялся. Мы искали его с моей стороны, когда он внезапно всплыл с широко открытой пастью прямо перед носом Лежанна и оцарапал ему лицо, захлопнув свои огромные челюсти, издавшие звук закрывшегося чемодана. Я посоветовал Апату не звать больше кайманов, оказавшихся более дерзкими, чем те, которых мы видели в наше предыдущее путешествие.
Девятого ноября мы прибыли ко входу в ущелье, в которое нас и снесло течением… Это ущелье было милостивым к путешественникам, которые очень нуждались в отдыхе, и мы остановились здесь на полдня…»
Потом они возобновили спуск и прошли перед устьем Арьяри, берущей свое начало в обширных прериях Сан-Хуана на восток от Боготы.
«Эта река, — отмечает Крево, — считается продолжением Гуавьяре и составляет только треть от главной реки. Но она очень интересна тем, что на ней нет порогов и, следовательно, можно переправлять продукты из восточных предгорий Анд, тогда как Гуаяберо или Рио-Лессепс абсолютно не пригодны для этого. Никто до нас не спускался по ней, и я думаю, что не найдется больше сумасшедших, чтобы пройти по нашим следам. Какое счастье остаться целыми и невредимыми; ведь месяцем раньше, то есть в сезон дождей, слишком высокие воды разбили бы нас о скалы, а месяцем позже во время засухи нам не хватило бы воды для плавания. Эта река впадает в ста пятидесяти лье от того места, где мы спустили на воду плот, и нам потребовалось семнадцать дней, чтобы пройти этот путь».
Через некоторое время Крево вместе с Лежанном и Апату спустились по течению Ориноко. Здесь их поджидала печальная весть: они узнали о смерти, несмотря на самую преданную заботу и квалифицированную помощь, Франсуа Бурбана, последовавшей от укола колючего ската.
Третьего марта 1881 года экспедиция пришла в устье Ориноко, и вскоре после этого Крево и Лежанн вернулись во Францию, а Апату отправился в Кайенну.
…Крево, вернувшийся на родину больным и измученным, казалось, решил положить конец, по крайней мере на время, своим исследованиям. Но этот неутомимый человек не мог долго оставаться на месте. Через несколько месяцев он снова погрузился на судно и отправился в Южную Америку с мыслью подняться по Паране и достичь притока Амазонки. Его сопровождал художник Рингель, лиценциат наук Билле и рулевые Ора и Дидело. Но по прибытии в Буэнос-Айрес доктор Себельо и Морино рассказали ему, какой интерес представляет исследование реки Пилькомайо, притока Парагвая, которая пересекает север Гран-Чако и служит в некотором роде пограничной линией между Боливией и Аргентинской Республикой. |