Вечером мы останавливались в разное время, но не раньше чем через десять — двенадцать часов пути. Выбрав более или менее удобное место, мы ставим палатку, а затем окружаем ее снежной стенкой высотой в три фута. И вот дом из парусины возведен; мы можем переобуться и внимательно осмотреть ноги — не отморожены ли они; в этом случае кровообращение немедленно восстанавливается, а к больным местам прикладывается корпия, смоченная глицерином. Как правило, мокасины и шерстяные носки смерзаются, и вынуть ноги из сапог стоит огромных усилий. Но настоящий водевиль начинается при надевании шерстяного нижнего белья — сколько отчаянных попыток делают матросы, чтобы влезть в обледеневшую и негнущуюся ткань, что удается только после долгих конвульсий и не без помощи товарищей! Упаковавшись наконец, приходится терпеливо ждать, пока тепло тела немного размягчит это одеяние, которое по праву заслужило у нас название “смирительного камзола”.

Когда все эти мужественные люди комфортабельно устраиваются в спальных мешках (за исключением кока), начинается ужин, который состоит из пеммикана и чая. Затем моряки раскуривают трубки, начинается болтовня за предписанной уставом порцией грога. Это самое счастливое время суток, и я проклял бы всякого, кто попробовал бы отнять у человека, тянувшего целый день сани, его законную чашку разбавленного водой рома! В течение утомительной дневной работы алкоголь только повредил бы, но после ужина и в небольшом количестве — это великое благо! И вот, пока все прикладываются к грогу, покуривая, один из нас громко читает вслух, или же начинается всеобщая оживленная беседа, а то и пение; но пока мы болтаем, поем или слушаем чтеца, мы счастливы — нет ничего более радостного, чем этот короткий момент отдохновения перед сном. Частенько мы вспоминаем родину, добрую старую Англию, и мечтаем о том, что будем делать, когда судьба дозволит нам вернуться домой.

И вот кок (опять этот несчастный дежурный!) приносит совершенно неописуемое покрывало: оно похоже на кусок дерева или, скорее, на железную глыбу, чем на “изделие" из овечьей шерсти. С превеликим трудом удается его развернуть, но растянуть — это совсем другое дело! Оно высится посередине, как палатка в палатке, и отказывается разравниваться, хоть убей. Наконец, к великому наслаждению путешественников, покрывало несколько смягчается…

Вот так наше маленькое войско выступает по дороге к полюсу, ощетинившейся суровыми преградами в виде нагромождений торосов. Торосы — страшный враг. Чтобы пройти через них со скоростью улитки, приходилось использовать лопаты, кирки, мотыги, прогрызая узкие ущелья в ледовой каше. Враг номер два — снег, в который можно провалиться даже по грудь. В таких местах мы работали лопатами, освобождая путь для саней.

Как говорит с поистине героическим весельем лейтенант Маркем, мы превратились в дорожных рабочих. Тем не менее мы относимся к копательным инструментам с настоящей нежностью. Не дай Бог потерять их — тогда мы не сможем идти ни вперед, ни назад. Наша жизнь зависит от нескольких кусков железа, насаженных на деревянные ручки!»

Проходили дни, утомление и слабость все увеличивались; болезни набросились на маленький отряд. Двоих матросов одолела цинга. Они не только не могли тянуть сани, но и им самим приходилось помогать перебираться через невообразимые нагромождения льдин. Ужасная дорога! Как правило, переход в восемь — девять миль означал, что экспедиция продвинулась на полторы-две мили по прямой.

Двадцать второго апреля лейтенант Маркем пересек 83-ю параллель, что не удавалось до него ни одному человеку.