— Присядьте, — Барнетт продолжал писать.

Келли выбрал себе кресло перед столом Барнетта, Каббин устроился подальше, в стороне, чтобы Барнетту, разговаривая с ним, пришлось бы повернуться.

Келли многократно бывал дома у Барнетта, поскольку трое из его детей были практически его ровесниками. Даже в середине пятидесятых, когда Барнетт помогал сопернику Каббина и их вражда достигла пика, на детях это никак не отразилось. С кем дружить, определяли они сами, без подсказки отцов.

Но в кабинете Барнетта побывать Келли еще не довелось, и, оглядевшись, он решил, что такой кабинет годится как для президента большого профсоюза, так и для руководителя процветающей компании, производящей корм для собак. Кабинет словно говорил: «Эй, ты, посмотри, куда попал!» Толстый ковер на полу, стены, отделанные панелями настоящего орехового дерева, большой стол, многоканальный телефон, коричневый кожаный диван, удобные кожаные кресла, кофейный столик, на стенах два десятка фотографий в рамках, запечатлевших Барнетта с известными политиками стран, как до сих пор говорил Барнетт, свободного мира.

Каббин молчал, пока Барнетт не закончил писать и не повернулся к нему.

— Ну? — буркнул он.

— Я хочу, чтобы ты не совал свой вонючий нос в дела моего профсоюза, — прорычал Каббин, не повышая голоса.

— Дерьмо собачье, — Барнетт бросил ручку, естественно, «паркер», на стол, посмотрел на Келли.

— Он опять набрался? Я понимаю, он — твой отец и еще только одиннадцать, но я знаю, что он, случалось, прикладывался к бутылке и раньше.

— Он не набрался, Джек.

— Если ты не перестанешь совать свой вонючий нос в дела моего профсоюза и вообще не будешь держаться от него подальше, я надеру тебе задницу, — в голосе Каббина все явственнее зазвучала угроза.

Чувствовалось, что разговор с Барнеттом ему нравится, поскольку он мог не сомневаться в том, что правда на его стороне.

— Я не понимаю, о чем ты, черт побери, говоришь.

— Ты паршивый лгун.

— Кого ты назвал лгуном?

— Тебя, самодовольный говнюк, — проревел Каббин.

Барнетт вскочил, наклонился через стол к Каббину. Левую руку простер к двери, правой оперся на телефонный аппарат.

— Вон! — завопил он. — Даю тебе десять секунд.

— Пускай пленку, Келли, — Каббин плотоядно улыбнулся. — Ему это понравится.

— Вон! — вопил Барнетт. — Убирайся из моего кабинета!

— Вам лучше прослушать пленку, Джек, — Келли достал из «дипломата» портативный магнитофон, поставил его на стол.

— Какую пленку?

— Ты послушай и все поймешь, — пояснил Каббин.

Келли нажал на клавишу, и бобины начали вращаться. Барнетт стоял, когда из динамика донесся шум работающего ксерокса. И уже сидел, сложив руки на столе, глядя прямо перед собой, когда запись кончилась.

— Покажи ему все остальное, Келли, — прервал тишину Каббин.

Келли выложил перед Барнеттом фотографии, сделанные Тедом Лоусоном в номере мотеля, снимки работающих там двух мужчин, образцы их продукции. Барнетт смотрел на вещественные улики, не прикасаясь к ним. Затем взял костяной нож для вскрытия писем, отодвинул им фотографии, придвинул листовки, чтобы получше рассмотреть их.

— Второй раз прослушать не хотите? — Келли указал на магнитофон.

Барнетт покачал головой, и Келли убрал магнитофон в «дипломат».

— Прочее дерьмо можешь оставить на память, — процедил Каббин.

Барнетт собрал фотографии и листовки и бросил в корзинку для мусора.