— Раньше-то бросал.

— Он никогда не пил так много.

— Я не хочу с тобой спорить. Лишь говорю тебе, что все кончено.

— Ты мне говорила это и раньше.

— На этот раз это не просто слова.

Фред Мур попытался обнять Сэйди, но та выскользнула из его объятий.

— Нет. Хватит гостиничной романтики. Баста.

— Тебе же это нравилось больше всего. Когда он храпел в соседней кровати.

Сэйди взяла с комода сумочку.

— Фред, я хочу, чтобы ты выслушал меня. Внимательно выслушал.

— Говори.

— Я не собираюсь разводиться с Доном. Я не собираюсь выходить за тебя замуж. Я не собираюсь более спать с тобой. Теперь ты понимаешь?

— Через два дня ты передумаешь, — Мур улыбнулся. — Готов спорить, ты не выдержишь и двух дней.

— Нет. На этот раз нет. Все кончено. Действительно кончено.

— Хорошо, тогда позволь мне задать вопрос.

— Какой?

— Почему?

— Почему все кончено?

— Да.

— Потому что это опасно. Слишком опасно для тебя, для меня, а особенно для Дона. Наши отношения могут использовать против него.

— Перестань, Сэйди, этому уже никто не придает ни малейшего значения.

— Я не хочу рисковать.

— Тогда позволь задать еще один вопрос.

— Когда же ты, наконец, поймешь, что все кончено?

— Хорошо, хорошо. Я понял. А если Дон разведется с тобой… если он узнает про нас и разведется с тобой, тогда ты выйдешь за меня замуж?

— Ты же не угрожаешь мне, Фред?

— Нет. Я лишь задаю вопрос. Ты выйдешь за меня, если Дон разведется с тобой?

Сэйди пожала плечами.

— Возможно, но он не разведется.

— С чего такая уверенность? Если узнает про нас, может и развестись.

Сэйди подошла к Фреду, коснулась его щеки.

— Ты не очень-то умен, не так ли, Фред?

— Но я и не глуп.

— Будь поумнее, ты бы все понял.

— Понял что?

— Дон никогда не разведется со мной.

— Если узнает про нас, то может и развестись.

Она покачала головой.

— Не разведется даже в этом случае.

— Почему?

— Потому что он уже все знает.

Глава 24

Восьмого октября началась последняя неделя избирательной кампании. К семи утра первого рабочего дня ночная смена должна была уйти с завода, а утренняя занять ее место. Без четверти семь Дональд Каббин появился у проходной номер пять, и камеры всех трех национальных телекомпаний усердно фиксировали на пленку бесконечную цепь его рукопожатий с выходящими и входящими в проходную рабочими.

Рядом кучковались Чарлз Гуэйн, специалист по контактам с общественностью Оскар Имбер, руководитель предвыборной кампании, и Фред Мур, телохранитель, личный слуга, виночерпий и прочее. Келли Каббин стоял футах в двадцати, за кадром.

Тут же крутились и функционеры местного отделения профсоюза, побуждая рабочих «подойти и пожать руку президенту Каббину». Фразу эту они уже повторяли, как заведенные, видя в этом свое участие в проходящем действе.

У всех, кроме телевизионщиков, спектакль этот вызывал чувство неловкости. У рабочих — потому что президент явился в столь ранний час лишь ради того, чтобы получить их голоса на выборах. У Каббина — потому что он не без основания полагал, что рядовые члены профсоюза считают его дураком. У Оскара Имбера, который не раз слышал, как рабочие спрашивали друг друга: «А что это за хрен?» У Чарлза Гуэйна, потому что статичность сцены не позволяла рассчитывать на экранное время.