На главу правительства жали со всех сторон. Хотели, чтобы он закрутил гайки, приструнил телевидение и прессу, дал команду силовым министрам действовать пожестче, навести порядок. Диктатор из Примакова не получился. Он был человеком со своими взглядами. И не стал их менять. Но Евгений Максимович серьезно относился и к своим словам, и к чужим, поэтому так эмоционально откликался на недовольство газет и телевидения. А журналисты были недовольны тем, что глава правительства мало с ними встречается!

Примаков конечно же ни сном ни духом не готовил себя к такой роли. Эта ноша свалилась на него совершенно неожиданно. Причем страну он получил не просто бедную — нищую. Ему нужно было время сосредоточиться, понять, куда он попал, что у него в руках, чем он располагает, как действовать. Тем более он опасался пустых слов. Не хотел что-то брякнуть сгоряча, а на следующий день сам себя поправлять: «Вчера я думал так, а сегодня думаю иначе».

Он неоправданно остро реагировал на критику в газетах, считая, что недовольство его действиями несправедливо. Похоже, исходил из того, что журналисты недостаточно серьезно подходят к делу и потому необъективны. Кроме того, его окружение тоже играло свою роль. Ему постоянно нашептывали: смотрите, как журналисты плохо о вас говорят. Когда он в ноябре 1998 года прилетел на международную встречу в Куала-Лумпуре, корреспонденты стали добиваться встречи с ним. Появился раздраженный Примаков:

— Что вы от меня хотите? У меня нет десяти минут, чтобы побриться!

Естественно, эту сцену показали по телевидению. После чего нетрудно было сказать Примакову: вот каким телевидение вас выставляет. Евгений Максимович исходил из того, что чем меньше политик скажет, тем труднее поймать его на слове, поэтому он старался сократить общение с журналистами до минимума. Не учел обратной стороны: когда молчал он, говорили другие. В обществе создавалось о нем и о его правительстве ложное впечатление.

Заслуга Примакова состояла в том, что он добился стабилизации политической ситуации в России. Исчез страх перед тем, что будет распущена Государственная дума, что будет применена сила, что страна пойдет вразнос и к власти придет диктатор. После утверждения Примакова на посту премьер-министра страна успокоилась. Правительство получило несколько месяцев относительного спокойствия — для того, чтобы что-то сделать.

«Его неторопливая манера говорить, — считал Борис Немцов, — очень низкий, внушающий доверие голос, основательный внешний вид создавали у многих людей ощущение уверенности, предсказуемости, чувство, что «этот человек знает, что делает»».

Выступая перед депутатами, Евгений Максимович сказал:

— Я не фокусник.

Он имел в виду, что не сможет в одно мгновение, легко и просто решить все проблемы. Этого никто и не ждал. Но все хотели как можно быстрее понять, кого он возьмет в правительство и что намерен делать.

Борис Ельцин сам предложил Сергею Кириенко остаться первым вице-премьером. Это был акт вежливости. Но не только. Ельцину жаль было терять очевидно талантливого и умелого человека. И получилось бы неплохое сочетание: опытный политик Примаков и динамичный молодой экономист Кириенко.

Но Сергей Владиленович отказался. Объяснил:

— Не верю в коалиционное правительство вообще и не вижу экономической программы действий нового кабинета в частности.

Возможно, дело в другом: побывав в роли первого человека, не захотел быть вторым. Кириенко ценит свое место в истории. Егор Гайдар в свое время пытался работать в кабинете Черномырдина вице-премьером, но быстро ушел, считал, что его держат для ширмы. Хотя при Путине Кириенко, остыв, согласится и на куда меньшую должность…

Черномырдин тем более не захотел остаться первым вице-премьером у Примакова.

Отказался и Григорий Явлинский.