— Пришлось, когда жена поступила в медицинский колледж. Я купил хорошую поваренную книгу и месяца три экспериментировал над кусками мяса и другими продуктами. Я пек хлеб, который не ели даже голодные птицы. Но в том издании были ободряющие слова: «Если вы способны читать об этих блюдах, вы научитесь их создавать». К моему удивлению, мне понравилось поварское ремесло.
— Ваша жена никогда не готовит? — удивился Бернард.
— Когда мы только поженились, она баловала меня вкусными блюдами. Но потом все время стала отдавать учебе. После она стала врачом, родила трех дочек, но в остальном мало что изменилось.
— Значит, ваши дети, когда были маленькими, редко видели маму? — спросил Бернард, косясь на Сьюзен.
— Да, Бернард. Салли нечасто с ними занималась, — быстро ответил я. — Но знаешь, ей никогда не нравилось стоять у плиты в переднике. У нее свои интересы, свои цели. Она любит профессию врача. Девчонки гордятся ею.
— И теперь вы всех кормите? — продолжал донимать меня Бернард.
— Верно. Видишь ли, более года назад я потерял работу.
— Это что же? Значит, вы ненастоящий тренер? — Вопрос был задан с оттенком обиды, словно я обманул и предал своего подопечного. — Выходит, мама не смогла нанять мне настоящего?
— Бернард, не перегибаешь ли ты палку? — едва сдерживаясь, вмешалась доктор Лоуэнстайн.
Ее губы вытянулись в знакомую мне тонкую линию.
— Почему вы сейчас безработный? — осведомился Бернард, игнорируя материнское предупреждение.
— Потому что меня уволили.
Я отхлебнул кофе.
— За что?
— Это долгая история, Бернард. И обычно я не делюсь ею с мальчишками вроде тебя.
— Заведомая ложь, — заявил Бернард, обращаясь к матери. — Оказывается, Том — обманщик.
— Бернард, немедленно извинись перед гостем, — потребовала мать.
— С какой стати? Он обманывал меня, делал вид, будто он — настоящий тренер. А оказывается, никакой он не тренер. Его даже с работы выгнали. Он не заслуживает моего извинения.
— Тогда я попрошу у тебя прощения, Бернард. — Я всадил ложечку в подтаявшее мороженое. — Не сообразил, что для занятий тебе требуется официально признанное лицо.
— Взрослые меня просто убивают. Надеюсь, я никогда не стану взрослым.
— Возможно, так и будет, Бернард. Ты навсегда останешься подростком.
— Я хотя бы не вру насчет того, кто я, — выпалил он.
— Чуть не забыл, Бернард. Ты сказал родителям, что выступал за школьную команду. Но ты не участвовал в играх. Конечно, пустячок, но помогает нам прояснить отношения.
— Бернард, ну почему тебе непременно нужно все испортить? — Доктор Лоуэнстайн с трудом сдерживала слезы. — Почему ты ранишь тех, кто пытается сблизиться с тобой или хочет тебе помочь?
— Мама, кажется, я твой сын, а не пациент. Нечего вести себя со мной как психиатр. Почему ты не можешь просто со мной поговорить?
— Бернард, да я не знаю, с какой стороны к тебе подойти!
— Зато я знаю, — заявил я.
Мальчишка сердито ко мне повернулся. Он тяжело сопел, над верхней губой блестел пот.
— Что вы знаете? — с вызовом спросил он.
— Знаю, как к тебе подойти, — отчеканил я. — Твоя мать этого не умеет, а я умею. Потому что понимаю тебя. Сейчас ты ненавидишь себя за испорченный вечер, за то, что не смог удержаться. Это был единственный способ причинить матери боль, и ты им воспользовался. |