Некоторые думали, что Вильгельм непременно падет под этим финальным ударом. Его горе не имело бурных внешних проявлений, но «разлука с любимой грызет его сердце исподволь» писал один из английских агентов, и многие разделяли его сочувственные опасения. Шарлотту действительно любили, и часто те, кто приезжал из провинций, чтобы выразить ему официальные соболезнования, при виде Вильгельма начинали плакать, так что ему приходилось искать слова веры и утешения, чтобы успокоить тех, кто приехал успокоить его. Для него единственным утешением оставалась работа над достижением цели, ради которой Шарлотта спасала его жизнь, жертвуя своей. Теперь ему предстояло в одиночку, если не считать верного сдержанного Сент-Альдегонда, нести эту гигантскую ношу.

4

Все это время в Риме и Мадриде по-прежнему нетерпеливо ждали, что Вильгельм умрет. «Этот несносный Оранский никак не может покончить со своей смертью», – жаловался Гранвель, который на какое-то время твердо уверился, что Вильгельм действительно умер, а его сторонники просто скрывают этот факт. Даже когда сообщения о его выздоровлении окончательно подтвердились, его враги продолжали обманывать себя в тщетной надежде, что восстановилось его здоровье, но не его рассудок. После того как и это предположение оказалось ложным, единственным утешением для Гранвеля осталась надежда, что у Бога в запасе есть еще более страшный конец для принца Оранского.

Когда к концу мая Вильгельм снова смог полностью отдаться служению отечеству, он обнаружил, что ситуация, которую несколько разрядило взятие Алоста, снова ухудшилась. Подкрепления, которые набрал Анжу, оказались не такими значительными, как он надеялся, и, к сожалению, далеко не такими боеспособными. Основная тяжесть по обеспечению обороны по-прежнему лежала на армии Штатов, в то время как Парма, получивший свежие войска из Испании, теперь имел в своем распоряжении шесть тысяч человек, что более чем в два раза превышало все, на что мог рассчитывать Вильгельм. С таким превосходством в силе Парма решительно настроился наконец завоевать выход к морю и двинулся вперед. В июле он взял Ауденарде и, определенно, нацелился захватить Дюнкерк, а если хватит сил, то даже взять Антверпен штурмом со стороны суши.

Французские офицеры Анжу очень вяло сотрудничали со штабом Вильгельма, так что контратака, на которую все надеялись, оказалась невозможной. И снова, третье лето подряд Вильгельм сократил свою линию и занял позицию для обороны. Когда Анжу только приехал в Нидерланды, некоторые скептики предсказывали, что «он обещает чудеса, но ему придется поторопиться, иначе людям надоест его безобразное лицо». Совершенно ясно, что это третье лето обороны и отступлений стало горьким разочарованием для тех, кто согласился терпеть Анжу в качестве Защитника только ради той помощи, которую он мог дать. Юг был разочарован больше, чем Север, но разочарование постигло обоих, поскольку они ждали большего и поскольку опасность, угрожавшая их стране, усилилась. Кроме того, ни присутствие Анжу, ни личные усилия Вильгельма нисколько не улучшили ситуацию с религией: по всему Брабанту и Фландрии кальвинистское меньшинство продолжало угрожать и преследовать католическое большинство.