И вот 15 марта 1567 года плохо вооруженные мятежники были согнаны в кучу правительственными ополченцами. В Антверпене узнали об этом сражении, и находившийся в стенах города маленький отряд правительственных войск ничего не смог сделать против угрожавшего ему народа. Жена Жана Марникса, распустив волосы, бегала по улицам, громко крича, что ее мужа убивают. Вильгельм приказал закрыть ворота, но две тысячи горожан, вооруженных мечами и пистолетами, распахнули их и устремились, как поток, к месту сражения. Но было уже поздно помогать Марниксу, и они, несомненно, были бы уничтожены. Вильгельм вместе с Хоогстратеном галопом примчались туда на конях, встали на пути отряда, и Вильгельм стал умолять горожан вернуться. «Будьте со мной, – умолял он. – Я буду жить и умру вместе с вами. Вы бежите только к своей смерти: их конница убьет вас». Передние ополченцы стали грозить ему кулаками, целиться в него из оружия и называть предателем. «Если вы так считаете, убейте меня!» – крикнул им Вильгельм, бросая вызов. Они, несомненно, убили бы, но его популярность и теперь имела над ними большую власть. «Много раз подвергая себя большой опасности быть убитым», как писал об этом наблюдатель-англичанин, Вильгельм медленно оттеснил их обратно за ворота. На этом его беды не закончились: разгневанная толпа, лишившись своей битвы, набросилась на гарнизон и, прорвавшись через строй беспомощных солдат, взяла штурмом арсенал. Вильгельм, стоявший лицом к толпе на ступенях ратуши, крикнул: «Вы хотите оружия? Подойдите и возьмите его». Он впустил горожан в арсенал. Он позволил им установить на улицах артиллерийские орудия для обороны города. Он встретился с их переговорщиками и позволил добровольцам из ополчения охранять город вместе с солдатами правительственного гарнизона, чередуя посты солдат и посты ополченцев. Когда настало утро, он, изможденный, с серым от усталости лицом, стоял лицом к толпе на ступенях ратуши. Рядом с ним стоял Хоогстратен, бледный до белизны и потный, но крепко державшийся на ногах. Поверх блестящей кирасы на Вильгельме был шарф малинового цвета – знак офицера правительственных войск, тех войск, в которые он временно включил антверпенских мятежников. Оттуда, со ступеней ратуши, он прочитал распоряжение, согласно которому народ совместно с войсками становился защитником города, гарантировал горожанам свободу вероисповедания и просил их всех, кроме специально выбранных для участия в обороне, сдать оружие. Свернув бумагу и глядя на горожан, он воскликнул: «Да здравствует король!» Помедлив секунду, они повторили этот возглас, и, если где-то в толпе прозвучал крик «Да здравствуют гёзы!», это мало что значило.

Вильгельм шел с улицы на улицу со свитком в руке, проталкиваясь через толпу, бледный до белизны от усталости и тревоги, – шел пешком, показывая, что доверяет горожанам. Он прочитал свою бумагу еще в четырех центральных точках города, и каждый раз произносил в знак верности: «Да здравствует король!» В конце концов горожане разошлись – ворча и недоумевая, но безвредные, оставив орудия без артиллеристов на импровизированных огневых точках. «Принц очень благородно работал днем и ночью, чтобы уберечь этот город от человекоубийства и от разграбления… я никогда еще не видел людей, которые бы так отчаянно хотели сражаться» – так написал об этом купец-англичанин. Вильгельм был бы поистине рад спасти от человекоубийства и разграбления все Нидерланды, но это было невозможно. Кровь неизбежно должна была пролиться позже, и он сам должен был положить начало кровопролитию.

Умиротворение Антверпена, предотвращение бесполезных убийств, стало последней услугой Вильгельма его бывшему повелителю. Теперь он послал регентше уведомление о том, что уходит в отставку, и распродал или упаковал остатки своего движимого имущества.