|
Вся родня ее отца, Михаила Исааковича Гуревича, погибла в Литве во время войны с фашизмом, мать, Надежда Петровна Елисеева, вообще была сиротой с детства и воспитывалась в интернате. Родители Анны познакомились в больнице, где Михаил лечился после военных ранений, а Надежда работала медсестрой. Классическая история, которая не предполагает никаких ошибок или неожиданных знакомств! Про годы детства Ани почти ничего не известно, но это не имееет большого значения. т. к. живых свидетелей не сохранилось. Предполагается, что они с младшей сестрой учились в районной школе, ходили в кружок музыки и рисования. Надежда Петровна закончила вечерний медицинский институт и работала участковым врачем. Михаил Исаакович тяжело и долго болел, поэтому они мало общались с соседями и другими людьми своего окружения. В 1974‑м году за участие в студенческих волнениях Анну исключили из Вильнюсского мединститута. Ничего политического там не было, молодежь просто устроила джаз–фестиваль, но в коммунистическую эпоху этого оказалось достаточно. Обиженная Аня подала документы на выезд в Израиль. Отца к тому времени уже не было в живых, мать плакала, но не смогла отговорить. Далее все очень просто и грустно. Аня, как и большинство эмигрантов того времени, уехала не в Израиль, а в Соединенные Штаты. Она пыталась попасть на учебу в медшколу, но это оказалось слишком сложно и дорого, поэтому пришлось устроиться сиделкой в госпитале. От полного одиночества и тоски по дому начала пробовать наркотики, очень быстро втянулась и через два года погибла от передозировки.
На этом этапе наши биографии расходились — «моя» Анна Гуревич якобы уехала в отдаленный штат, где все–таки пробилась на учебу, изменила имя на Ханни Гур, что лучше звучало в Америке и стала семейным врачем. Предполагалось, что замуж она не вышла и близких друзей не завела, так как была единственной «русской» эмигранткой в том краю, то есть — белой вороной. Связи с Литвой не сохранилось, сестра настоящей Ани Гуревич погибла совсем молодой в автомобильной аварии, а мать умерла от опухоли желудка. Кстати, я специально ездила и в современную Литву, и в штат Техас, где якобы работала Ханни. Хотя за столько лет все изменилось, но атмосфера провинциии и тишины мне здорово помогли вжиться в образ. Далее предполагалось, что Ханни заскучала и решила круто изменить свою жизнь. Тем более, Израиль того времени, окруженный враждебными арабскими странами и постоянно атакуемый террористами, вызывал большое сочувствие в среде русско–еврейской эмиграции. В 2002 году доктор Гур подала документы на переезд. Репатриантов из Америки принимали с восторгом, сразу после окончания ульпана и сдачи экзамена на лицензию ей предложили работу в маленьком уютном городке, где больше требовалось знание русского и английского, чем самого иврита. Я часто пытаюсь представить семью Анны, их радости и огорчения. Интересно, на кого она похожа? Например, на отца, его зовут Миша, он добрый, но грустный, потому что часто болеет. Зато он встречает детей из школы, расспрашивает про уроки и успехи, они вместе обедают, играют в шашки… Мама Надежда каждый день приходит с работы, никаких экспедиций и командировок! Она печет пироги и рассказывает дочкам сказки, в доме тесно, но очень тепло и замечательно пахнет сладким тестом. Сестра обожает Аню, они меняются лентами и карандашами, вместе бегут по утрам в школу, вместе укладывают кукол спать, а потом сами ложатся в одной общей комнате и долго шепчутся и хихикают, пока глаза не начинают закрываться. Я даже забываю иногда, что это только легенда, что у меня никогда не было сестры, пироги в нашей закрытой школе не пекли, а привозили готовые из кондитерской, а родители постоянно уезжали и даже забывали иногда, в каком классе я учусь. Зато эта чужая история страховала меня от всех возможных нестыковок: тяжелого американского акцента, плохого знания литовского, странностей поведения. Русский и китайский я учила с раннего детства, родители считали, что отдаленные языковые группы помогают развитию у ребенка ассоциативного мышления. |
