Светлане безумно хотелось поделиться случившимся с отцом, но нарушить обещание, данное Андрею, особенно теперь, когда его уже нет в живых, она не могла. Ее захлопнули как шкатулку. Заперли на ключ снаружи, а ключ унесли в другой мир. В шкатулке нет окон. В ней душно, тревожно и одиноко.

А что если для конспирации изменить внешность? - возникла малодушная мысль. Светлана подошла к зеркалу, пытаясь взглянуть на себя как бы со стороны. Темно золотистые крупные локоны лежали на, совсем еще по-детски, хрупких плечах. Мальчишеская фигура, будто и не ей пошел шестнадцатый год. Зрачки такие огромные, что сливаются с темно-синей радужкой в один бездонный колодец. Пухлый рот приоткрыт буквой “О”, и даже нос почему-то кажется вопросительным знаком. Лицо  бескровное. Не лицо, а черно-белая гравюра под названием “Страх”.

- Ну на кого ты похожа? - разозлилась на свое отражение Света. И, подхватив первую попавшуюся книгу, поспешила вон из квартиры.

Она спустилась во двор. Было около семи часов вечера, но солнце и не собиралось покидать небосвод. На детской площадке еще играли дети. Поодаль, на лавочке судачили старушки. Где-то под крышей громко и настойчимо ворковал голубь. Развалясь на боку, жмурилась на солнце тигроподобная рыжая кошка. Толстый веснушчатый парень выгуливал такого же толстого пятнистого боксера. Завидев их, кошка с шипением вскочила и в мгновение ока взлетела на ствол липы. Кругом были люди - обычная, каждодневная, будничная жизнь. Никто из окружающих, преимущественно детей и старушек, не мог вызвать у Светланы подозрений. Под нежными касаниями ветерка листва над головой что-то тихонько нашептывала, успокаивая, баюкая.

Светлана сидела на скамейке с нераскрытой книгой на коленях, бездумно глядя в выгоревшее на солнце летнее небо, изливавшее на нее целебный покой.

“До чего ж хорошо жить на свете! Просто быть и все, - невольно подумалось ей. - Просто видеть Солнце, засыпать и просыпаться вместе с ним. Улыбаться, когда небо сияет и хмуриться если хмурится оно. Вслушиваться в говор листвы, журчанье ручья, голоса людей. Сколько удивительного, волнующего во всей этой кажущейся обыденности.”

Впервые подобные мысли посетили ее, когда для мамы весь этот великолепный мир, полный звуков и красок, перестал существовать. И вот теперь снова... Должно быть лишь сталкиваясь со смертью дорогих тебе и близких людей, понимая вдруг, что жизнь конечна, что она может внезапно оборваться в любую минуту, по-настоящему осознаешь ее бесценность.

На другой конец скамейки тяжело и бесцеремонно плюхнулась незнакомая девица. Вздрогнув от неожиданности, Светлана недовольно покосилась на незнакомку. Она выросла в этом дворе и практически знала всех, кто гулял здесь, но эту видела впервые. Конечно и с улицы  любой мог забрести в их уютный зеленый дворик.

Девица была тонкая, длинная и бесцветная, как тянущийся из корзины к свету худосочный картофельный росток. Не обращая внимания на Светлану, она вытащила из-за пазухи пушистый живой комочек и стала забавляться с ним.

Демонстративно раскрыв книгу, Светлана попыталась углубиться в чтение, но почувствовала, что перечитывает одну и ту же страницу, не вникая в смысл. Ее внимание привлекала незнакомка. Блеклые, неопределенного цвета волосы рыхлой косой свисали с макушки. Она казалась бледной, даже болезненной. Серый балахон, который и платьем-то не назовешь, делал ее похожей едва ли не на нищенку, если бы не две детали ее “туалета”- небрежно брошенная на скамейку дорогая сумочка из тонкой кожи с узорчатым тиснением и золотой медальон на достаточно массивной золотой цепи поверх балахона.

- Ну же, погуляй немного. Подыши воздухом, - ворковала  меж тем девица, опуская своего питомца на скамейку.

Теперь Светлана могла сполна удовлетворить свое любопытство.