Нергард прекрасно понимал, как я себя чувствую из-за потери памяти. Мы продолжали говорить об этом, находя друг в друге внимательного и сочувствующего собеседника. Наверное, ему наши разговоры были нужны даже больше, чем мне, ведь он жил в этом кошмаре гораздо дольше меня. И хуже того: знал, что он может в любой момент снова разрушить его жизнь.

Как-то во время одной из прогулок мы подъехали к обрыву. Внизу простиралось огромное поле уже почти высохшей травы, которое окружали деревья, разукрашенные в оттенки желтого и красного. За ними поднималась вереница гор. Ярко светило клонящееся к горизонту солнце, и все казалось таким совершенным в своей красоте, что от этого захватывало дух и почему-то хотелось плакать. По крайней мере, мне. Мы остановились, молча любуясь видом и вдыхая сладковатый запах опавшей листвы, смешанный с ароматами мокрой земли и грибов, приправленный нотками дыма. Мгновение хотелось остановить, задержаться в нем подольше. Становилось тоскливо при мысли, что его не унести с собой: подобный восторг можно испытывать только на месте, в воспоминаниях он бледнеет.

Находясь под впечатлением, я вывалила эти мысли Нергарду, а он повернулся ко мне, грустно улыбнулся и кивнул.

– Бледнеет, а потом и вовсе исчезает. Да, с этим ничего не сделать. Но это учит нас ценить текущий момент, находить время остановиться и насладиться им. Я чувствую это особенно остро.

– Да, наверное, – смутилась я. Но потом не выдержала и спросила: – Это вас сильно пугает? Ну, то, что вы не просто потеряли память, а продолжаете ее терять?

– Когда за тобой по пятам ступает пламя, пожирающее все, что было в твоей жизни… то, что было твоей жизнью, – и хорошее, и плохое – это, конечно, страшно, – признал он. – Однажды оно снова догонит меня и поглотит, и я морально готов к этому. Я забуду молодого короля, выросшего на моих глазах, как и его отца, с которым мы были приятелями. Забуду Зои, ее братьев и сестер. Забуду всех и все, что есть в моей жизни. Даже тебя и Охотника. И самого себя. Начну опять сначала. Когда думаешь об этом, кажется, что это очень страшно. Но я знаю: когда это случится, я не испытаю и половины тех эмоций, которые накатывают сейчас. Когда точно не знаешь, что именно потерял, не так уж и больно.

И я снова могла только согласиться с ним. Потому что постепенно привыкала к своей новой жизни, привыкала к тому, что не помню прежней, и… успокаивалась. Кошмары, как и предсказывал Нергард, постепенно прекратились. Наверное, отсутствие новых стычек с туманниками тоже сыграло свою роль. Мне ничто не угрожало, никто больше не забирался в мою комнату, не поджидал с арбалетом и не угрожал жизни никак иначе. Я ни в чем не нуждалась. Даже недовольное лицо Соланж не портило мне настроения. А то, как она бесилась, когда Охотник пытался с ней флиртовать, даже поднимало его.

Основные силы гвардейцев всегда были где-то там, за пределами замка, но два десятка оставались здесь вместе с капитаном Котоном и лейтенантом Рокэйем. Я, конечно, предупредила Нергарда, что офицеры могут попытаться его подставить, но он только снисходительно улыбнулся и кивнул.

– Я прекрасно знаю, для чего они здесь.

И так посмотрел на меня, что я смутилась. Все-таки знал и о моей миссии в его замке, но ни одного упрека так и не высказал.

Мы по-прежнему завтракали все той же компанией.