Мы по-прежнему завтракали все той же компанией. Обедали и ужинали по-разному: иногда кто-то из нас отсутствовал, иногда нас навещали какие-то соседи, знакомые или люди, связанные с Нергардом общими делами. Несколько раз наш радушный хозяин даже устраивал званые ужины, после которых некоторые особенно далеко живущие гости оставались до утра.
В другие дни мы развлекались в своей обычной компании, почти каждый вечер собираясь в большой гостиной на первом этаже. В такие вечера количество претендентов на мое внимание увеличивалось на полтора человека. Полтора, потому что лейтенант Рокэй всегда проявлял ко мне интерес (за неимением других девушек его возраста), а капитан Котон – через раз.
Однажды меня заставили попробовать сыграть на небольшом пианино. Я пыталась убедить всех, что не смогу, но когда даже Нергард настоял на попытке, заявив, что при потере памяти никогда не знаешь, какие сюрпризы можешь в себе таить, я сдалась.
Оказалось, что я способна наигрывать несколько простеньких мелодий. Пальцы сами помнили необходимые движения. Когда удавалось не включать голову и не задумываться о том, как я это делаю, я могла играть довольно долго. И хотя мне самой казалось, что мелодии чересчур однообразны и скучны, остальные слушали с удовольствием. Даже Охотник. У Нергарда так вообще на лице появлялось какое-то странное мечтательное выражение.
В остальное время мы играли в карты, шарады или забавную игру, в которой нужно было жестами объяснить другим загаданное кем-то слово. Обычно получалось очень смешно, особенно, когда слово пытался объяснить лорд Нергард. При его манере двигаться и держать себя получалось очень забавно. Мне кажется, порой мы не торопились отгадывать, просто чтобы подольше на это смотреть.
Впрочем, нельзя сказать, что все было так уж радужно. Думаю, Нергард ни на секунду не забывал ни об угрозе, которая исходила для него от гвардейцев, ни о том, кто навязал ему мою скромную беспамятную персону.
Мы с Охотником тоже никак не могли понять, каков Нергард на самом деле. Да, он казался отличным парнем, заботливым, внимательным и щедрым, но он был проклят. Наказан, как он сам считал, за какое-то страшное преступление, которого даже не помнил. Проблема с памятью, явная проблема с магией, которую заметил Охотник, странные линии на теле – все говорило о проклятии. А человек под проклятием уязвим: его можно подкупить или запугать, а потому ему трудно доверять.
Гвардейцы наверняка не доверяли никому из нас. Замышляли против Нергарда, готовы были рисковать моей жизнью ради своих приказов и едва ли рассматривали Охотника как своего союзника. А если бы они узнали о его способностях к магии, ему, наверное, и вовсе не поздоровилось бы. Хотя формально он уже служил короне…
Тем не менее таких стычек, как в мертвой деревне, больше не случалось, а я ни разу не замечала, чтобы рядом с Нергардом увядали цветы. Мы все были вежливы и обходительны, улыбались друг другу, а если и спорили о чем-то, то крайне деликатно.
Наименее приятный инцидент произошел однажды за обедом, примерно через месяц пребывания гвардейцев в замке.
– Моя экономка жалуется, что ваши люди пристают к служанкам. Постоянно заигрывают с ними, а иногда весьма грубо не дают пройти или отвлекают от работы похабными комментариями. Мне это категорически не нравится, – заявил лорд Нергард, обращаясь к капитану Котону.
– Разве можно их за это винить? – хмыкнул лейтенант Рокэй. – Мы все заперты в замке. Мужчинам трудно долго обходиться без женской ласки. Так уж мы устроены.
– Я не понимаю, почему проблемы ваших гвардейцев должны превращаться в проблемы моих горничных, – холодно отрезал Нергард. – Решайте их сами. Вывозите своих людей в бордели или привозите им женщин сюда, я обеспечу им отдельные комнаты для свиданий.
– Боюсь, на это нам не выделяют финансирование, – улыбнулся Котон. |