– Долго искал.

Казарян влез за руль. Пошарил по карманам, нашел коробочку, поел блестящих шариков. Пробежала электричка, уютно светя желтыми окнами. Подняли шлагбаум.

На Ярославском шоссе Казарян дал девяносто и виртуозно засвистал пугачевскую "Делу – время, делу – время, потехе – час!". Галя вдруг, как тот, что сидел на площади, прикрыла лицо ладонями.

– Пристегнись, – сказал Казарян.

Галя отняла руки от лица, щелкнула ремнем безопасности. Казарян добавил:

– И успокойся.

– Как вы можете, как вы можете так! – запричитала она и опять закрылась ладонями.

– Не понял, – строго заметил Казарян. Галя снова отняла руки от лица, посмотрела на него, обернулась и быстро глянула на Алика с Саней.

– Вы – мясники! Вы понимаете, что вы – мясники, убийцы?

– Не понимаем, – всерьез отозвался Смирнов.

– А, да что с вами разговаривать! – Галя махнула руками и заплакала.

– Ты лучше поплачь, – посоветовал Казарян. – Помогает.

Галя заплакала в голос, а Алик спросил у Смирнова:

– Ты за этим в Москву приехал, развлечься? Скучно там, у моря?

– Дурак ты, Алька, – ответил ему Смирнов.

– Ловко ты этого каратэиста достал, – вспомнил Казарян.

– Мне один капитан-десантник, афган, про этих каратэистов все точно объяснил. Вся эта хренотень – набор штампов. У хорошего каратэиста их шестнадцать, у приличного – восемь, а у таких вот – четыре, не больше. И обязательно с копыта начинают. Так что достать такого – дело нехитрое.

– А ножки ослабли. И в коленях – мандраж, – проанализировал свое состояние Алик.

– Сам же говорил – нас теперь на два удара хватает. И все. Следовательно, ты использовался полностью.

– Да, ребятки, старость – не радость! – любимым своим трюизмом откликнулся Смирнов.

– Старички, – про себя решила притихшая уже Галя. – Богобоязненные старички. – И хихикнула.

Казарян покосился на нее и спросил:

– Отошла?

– Симпатично погуляли. Развеялись слегка.

Въехали в Москву. Довезли Галю до ее дома, а сами поехали к Алику.

Умываясь в ванной, Алик увидел себя в зеркале и огорченным криком задал вопрос Смирнову и Казаряну, устало возлежащим в креслах перед выключенным телевизором:

– Когда же я себе личность так покарябал?

– Во-первых, известно когда, – ответил Казарян. – А во-вторых, не ты, а паренек, которого ты достал. Он падал, ручками от огорчения взмахнул слегка и тебя задел.

– Да… А мне в понедельник записываться на телевидении, – сообщил, войдя в столовую, Алик и вальяжно рухнул на диван.

– Загримируют, – мрачно успокоил его Смирнов.

Помолчали недолго. Алик не выдержал, спросил:

– Что это было, Саня?

– А я не знаю, – с идиотским смешком ответил Смирнов.

– Темнишь? – попытался догадаться Казарян.

– Зачем мне это нужно?

– Тогда объясни, почему и куда копаешь, – предложил Алик. Смирнов начал издалека:

– Помните, у меня собачка была, Бетькой звали. Замечательная была собачка, добрая, умная, к миру расположенная, всех любила. Единственное, что ее приводило в ярость – аномалии. Помню, однажды гуляли мы с ней в скверике нашем, а там парочка одна вместо того, чтобы на скамейке сидеть, на травке расположилась. Так Бетька, миролюбивая Бетька, такой скандал учинила! Всякая аномалия – непорядок, а непорядок терпеть нельзя. Налицо явный непорядок. Открывается кафе, только для того, чтобы закрыться, милиционеры с крыш падают…

– Зачем тебе все это, Саня? – перебил его Казарян.