Гелий Рябов. Приведен в исполнение
Корниловца взяли случайно. Утром взвод разведки одного из полков бывшего Сводно-конного корпуса получил задание выяснить, движутся ли белые по Чимбайской дороге. Головной дозор скрытно подобрался к повороту на Чимбай, и вдруг Музыкин услыхал прерывистый стук автомобильного мотора. Это был новый французский «рено» с откинутым верхом, в моторе копался пузатый шофер в английской шинели, на заднем сиденье дремал молоденький подпоручик-корниловец. Четверо конных бородачей-казаков с карабинами на руку охраняли автомобиль, и разведчики поняли, что перед ними офицер связи с важными документами. Оставив двоих наблюдать за беляками, Музыкин примчался к стоянке взвода и доложил Шаврову. Подошли тихо белые ничего не заметили. Шофер из последних сил крутил заводную рукоятку, казаки спешились, один яростно щелкал огнивом, пытаясь прикурить, подпоручик лениво ковырял стеком в придорожной норе. Утро было раннее, прозрачное, слова в прохладном воздухе разносились далеко. — Взгляните, Приходько, да их тут целый выводок! — расслышал Шавров удивленный голос офицера. Музыкин вытянул шею. — Как думаете, Сергей Иванович… шепотом спросил он, — кто в норе? Шавров показал ему кулак и жестом приказал атаковать. Сыпанули на белых: казаков зарубили сразу; шофера, который бросился в свалку с заводной рукояткой и успел искалечить чью-то лошадь, Музыкин с ходу развалил до пояса. Офицер замешкался к рвал из кобуры маузер, ломая ногти о непослушную крышку. Потом направил пистолет на Шаврова, и быть бы тому наверняка с пулей, если бы не Музыкин. Вылетев из седла, он оттолкнул командира и принял пулю на себя. — Ах ты, Господи… — хрипло сказал Шавров. — Сильно задело? — Ничего… — беззаботно улыбнулся Музыкин, зажимая пальцами кровавую борозду над ухом. — Я живучий… — Он хитро взглянул на Шаврова и добавил: — А в норе хомяки. Шесть штук. И вы им скажите спасибо. — За что же? — удивился Шавров. — Понятно за что… Кабы не увлекся его благородие природой — не успел бы я. — Ладно, Музыкин… — обнял его Шавров. — Тебе спасибо. Покуда жив, не забуду. Вечером Шавров и Музыкин принимали поздравления. Вызвали в штаб, комполка Бачурин сказал: — Документы добыли отменные. Приказ наштаглава Шатилова комкору Слащову. Мы им теперь устроим… — И добавил, хлопнув Шаврова по плечу: — За революционный героизм представляю тебя и Музыкина к самой заветной награде: Красное Знамя получите… А теперь допросим пленного. Привели подпоручика. Некоторое время Бачурин разглядывал его черную униформу с голубым щитом на рукаве, украшенном мертвой головой и скрещенными мечами, — эмблемой полка, потом задержал взгляд на тщательно подбритых усиках и спросил с недобрым спокойствием: — Я так понимаю, ваше благородие, что ты наших успел положить немало. — Много, товарищ… — кивнул офицер. — Ну а как ты к нам относишься? Вообще? Корниловец покосился на столик в углу — там стоял графин с водой — и, бросив на ходу: «вы позволите?», направился к нему. — Грамотно воюете, толково. В былые годы ни за что не поверил бы, что быдло способно стратегически мыслить. Так что с уважением. И вообще. И в частности. — Ну, насчет быдла ты сократись, — без угрозы протянул Бачурин. — Имею к тебе конкретные вопросы… — Впрочем, вами командовал прирожденный полководец, — перебил корниловец. — У нас в армии его знали все. |
