этого мира, после которого многое станет решением усталой зари. Многое можно в себе обеспечить. И будет красиво даже тогда, когда будет нельзя говорить.

Представление первого вторника

На большом пальце вашей правой руки надет массивный перстень из очень тяжелого белого металла. И вот вы видите, как прямо на ваших глазах этот перстень начинает зеленеть, как обычно зеленеет от соприкосновения с воздухом медь. От этого перстень делается еще более тяжелым и тянет вашу руку к самой земле. Вам все тяжелее и тяжелее. Уже почти что невыносимо теперь. Но вот оно – спасение: по синему небу к вам летит орел, он все ближе и ближе, паря, он приближается к вам, садится возле вас и сам клювом своим снимает с вашей руки этот тяжелый перстень, так вас тяготивший. Как же сразу легко становится и в теле, и на душе. А орел, крепко сжимая перстень в клюве, устремляется ввысь, унося далеко за облака вашу тягостную ношу. Вы смотрите орлу вслед, видите, как далеко и высоко он превращается в точку и в конце концов вовсе исчезает.

Словесный настрой первой среды

О Крамомутройдэнсва! Великий в величии своем! К тебе, могучий, взываю, страдая и мучаясь прежними днями и прошлым в грядущем! Ты, Крамомутройдэнсва, способен на то, чтобы сделать прозрачною воду в море. Видеть тебя для меня – это верить. Простить еще можно и можно летать над пространством великого этого промысла каждого раза, где есть тишина. И вот это вот облако такое спокойное. Хочется даже, чтоб сделалось ближе радости этой восшествие. Птица крылом чуть задевает величье сознания. Но ты, Крамомутройдэнсва, многое можешь. Заря успевает собраться и слиться с громадой Космоса, идущей оттуда, где прожиты сны и спешат зеркала, сохраняя подолгу в себе оставленный знак. Все сомнения отброшены в прошлое. Легко проходить по воде в тишину. Даже видеть легко в этих снах какие-то новые мысли. Скользит ветерок по воде. Легче дышится, чем в прежнее время дышалось. Опять этот жалобный страх направил обиды туда, где сомнение стремилось быть радостным. Увидеть здесь не значит понять и простить. Лишь ты, Крамомутройдэнсва, одаришь способностью радовать всех тех, кто еще не решился направиться в сторону счастья. Заря продолжением своим устала уже лицезреть все красоты на свете. Стремительно движется к прошлому вот это грядущее. А за ним ничего уже нет. И гордость изломана. Тут слова расступились. Преграды хорошие вдруг сделались ярче и как-то заметнее. Ты, Крамомутройдэнсва, все сделал здесь так, как и было задумано. В этом призвание твое. Многое соткано миром, бегут зеркала. Море шумное никто уже больше не сможет услышать до нового утра. О том и поем на фоне заката. То гимн тебе, Крамомутройдэнсва. Ты самый великий под этой игрою ночных светил. На этом меняется радость. Игра превращается в жизнь. Порядок усвоен и спутан. Илегче тут дышится. Кто-то молил о чем-то таком, для чего не придуманы стены, и двери еще не придуманы

с окнами. Радость опять легко признает в себе сущность летящей системы. Чтоб было чего еще можно за сферой любви предпринять. И легче пусть дышится здесь, о могучий Крамомутройдэнсва! Пусть яркому свету тут станет привольно на фоне зари. И пусть продолжается праздник. И пусть человек о себе говорит.

Представление первой среды

Вы держите в руках скрипку. Но это какая-то неправильная скрипка – хоть вы и не касаетесь струн, но она издает такие противные звуки, что вы просто все на свете отдать готовы, лишь бы только скрипка замолчала. Ваши уши как будто бы даже немного дрожат от этих мерзких звуков. А тут еще и сама скрипка вдруг делается похожей на змею: начинает как-то вопреки своей природе извиваться, трепетать, вгоняя вас в дрожь. Неподалеку вы видите лес. И вы знаете точно, что спасение придет именно оттуда. И действительно, на опушку вышел серый волк. Так хорошо видны его зеленоватые глаза, что вы немного напуганы даже.