Эти слова притворились светом. Ярче светили огни на дороге. Большие пути мягко ложились на картах чужих. Вещь стремилась заделаться там одиночеством. Это твое одиночество, о Крамомутройдэнсва! Только тебе позволяется радость делить с окружающим миром и думать о том, что пустота захотела продолжиться в знаках зари. Это очень прозрачно и смято совсем немного. Эти игры такие тяжелые. Книги роятся вдоль стен. Краски ложатся на скатерть. Былое уже притворилось сомнением. Гордость стремится струиться туда, где пустой этот сон сделал чужим ожидание. И тени могут еще очень долго, буквально до нового срока крутить колесо. Кто еще верит в тебя, как и я, о Крамомутройдэнсва! Верят в тебя здесь все. И не верить нельзя. Мощь и могущество. Радость великая, счастье, стремление понять или сделать чуть больше. Стать сильным и умным. Простить. Снова облако видится ярким и очень усталым. Эта часть тишины так похожа на то, что казалось простым. Только вот тишины как-то очень уж мало. Для тебя, Крамомутройдэнсва, слагаю сей гимн в пустоте пролетевшего радостью мира. Тишиной могучей окутан сомнений и радости глаз. Поклоняюсь великому в мире кумиру. Сохраняю себя как в напутствии прожитых фраз.
Представление первой субботы
Вы сжимаете в кулаке стеклянный шарик. Раньше из таких еще делали нить. Вам почему-то ужасно страшно
раскрывать ладонь, вы боитесь, что как только ваш кулак разожмется, то сразу же почувствуете что-то нехорошее. Но и сдерживать себя нет уже никаких сил. Рука сама собой разжимается, и вот уже вы смотрите на этот стеклянный шарик. У него мутно-зеленый цвет, он совсем непрозрачен. От взгляда на этот шарик начинают слезиться глаза, еще минута – и глаза могут заболеть. Чего проще? Сжать вновь кулак или просто отвести взор в сторону. Но ни того ни другого вы сделать почему-то не можете. Так и стоите, глядя на шарик на вашей ладони. Где же спасение? Откуда ждать его? Вы и сами не заметили, как возле ваших ног очутилась большая белая крыса с красными глазами. Она пришла вам помочь. Опустите руку к земле и дайте крысе взять шарик. Посмотрите – она совсем не страшная. А как аккуратно она зубками своими этот шарик берет, даже не коснувшись при этом вашей ладони. Теперь вам легко и спокойно – глаза отдыхают, глядя на то, как белая крыса уносит этот страшный шарик куда-то далеко к горизонту.
Словесный настрой первого воскресенья
Для тебя все желания мои и мои помыслы для тебя, Крамомутройдэнсва! Ты столь велик, сколь и прекрасен, Крамомутройдэнсва! Даже на краю мира, где еще сохраняются снежинки от позапрошлой зимы, ты, Крамомутройдэнсва, оказываешься у себя дома. Ты ведь дома. И я тоже везде дома, если ты мне помогаешь, Крамомутройдэнсва! Даже в пути я тоже дома. В этом пути мне легко и спокойно. Видеть до срока могу тишины перекаты. Эти слова тут такие стройные.
Век заметался в излишках заката. Этот закат оказался возможен там, где в ночи сливаются звуки. Мир для меня чрезвычайно сложен. Хочется жить и творить. Для разлуки много создано тут. Мимо капищ, ристалищ, мимо советов и прочих заветов. Где-то сны пересчитаны. Вместо ответов будут вопросы. Вызвать желание может любой человек. Но лишь ты, Крамомутройдэнсва, можешь желание исполнить. Взывают к тебе непременно те, кто хотел перейти эти звуки до прожитых рамок ближе всего к тишине. Растворить еще можно век, уходящий в воде. Слишком многое сделано рано. Будут ли раны? Надеюсь, что нет. Только сложно все угадать. Сомнение вот это станет таким, что легко прочитают те знаки, возле которых положено имя твое, Крамомутройдэнсва. Имя слетит к пустоте. Притворится уверенность. Легкость покажется чем-то из ряда пустых пожеланий. Краски сольются и станут лишь масками. Тень пробежит ветерком по воде после того, как приляжет на эту поверхность то, что тебе, Крамомутройдэнсва, от вечного мира дано. Тут избавление легко возвестит о причудах природы, оставленной где-то и кем-то. Кто-то себя возмутит. |