Отец моей дворовой подружки в мае открыл кооператив по пошиву джинсов, а уже в августе рассекал по городу на пусть и подержанном, но все-таки «БМВ». Другую мою подругу родители, также внезапно разбогатевшие, вывезли на Канарские острова, и вернувшись, она рассказывала о пляжах с черным песком, деревьях, на которых растут крупные розовые цветы, и вулкане, из жерла которого к небу поднимается тонкая струйка пара.

Мы слушали и не могли понять: воспоминание это или фантазия. Наверное, когда средневековые путешественники возвращались из дальних стран и рассказывали о чудищах земных и морских, толпа внимала им с таким же коктейлем эмоций – жаждой верить в чудо, помноженной на ощущение невозможности.

А еще стала доступной информация. Тонны информации паутиной оплели Москву. Появились какие-то странные газеты, у каждой станции метро торговали книгами – на таких развалах можно было найти все, что угодно, от «Домостроя» до «Майн кампф». Один из папиных приятелей, инженер, внезапно вдруг увлекся уфологией, ездил в какие-то экспедиции и потом рассказывал нам то об огненных шарах, которые трое суток висели над далекой алтайской деревенькой, то о странном теле младенца, найденном в мусорном контейнере где-то в Сибири, – вроде бы, ребенок как ребенок, да только на лбу у него третий глаз.

Тетрадка с заклинаниями отлично вписывалась в этот колорит.

– Давай что-нибудь попробуем… Если тут есть рецепты, значит, попробовать можем и мы! – предложила я, осторожно перелистывая странички.

– А ты думаешь, зачем я тебе вообще об этом рассказываю, – усмехнулась подруга. – Я тоже хочу попробовать. Но одна – боюсь. К тому же, тут почти ничего не разберешь. Такое впечатление, что она специально писала карандашом и неразборчиво, чтобы никто другой не воспользовался.

– Странно, что она тогда вообще не сожгла тетрадь. Я читала, что ведьмы всегда точно знают день и час своей смерти. Могла бы и подготовиться. А если не сделала – значит, и против не была.

– Кое-что вчера мне удалось понять. Довольно понятный ритуал один есть. Только вот…

– Что? Что? Говори! – возбужденно потребовала я.

– Короче, мы с тобой можем вызвать дьявола. – В тот момент подруга казалась совсем ребенком.

Я же, воспитанная советскими атеистами, слово «дьявол» воспринимала без лишнего пафоса. И даже наоборот – с энтузиазмом неофита. Мне было, в общем, все равно, каким рецептом из тетради воспользоваться и кого «вызвать» – хоть дьявола, хоть гнома, хоть призрак Мэрилин Монро, – лишь бы уклониться от реальности в пользу сказки.

Ритуал был назначен на субботу – мои родители как раз должны были уехать с ночевкой на дачу. Все последующие дни были исполнены волнительных обсуждений предстоящего события. Держались мы деловито, как будто собирались говорить не с дьяволом, а с одноклассником, приглашенным на чай. Хотя, разумеется, до конца и не верили в то, что запланированное возможно. Это было что-то вроде игры, увлекательной и страшной.

В тетрадке указывалось, что нужно очертить мелом круг, а возле круга – нарисовать треугольник. В треугольник же – поставить зеркало из темного стекла, так, чтобы удобно было в него смотреть. И что дьяволу непременно нужно сделать подарок – иначе он не явится. Что-то милое сердцу – то, по чему будешь тосковать.

Ровно в три часа утра нужно было зажечь единственную свечу, и больше уже из круга не выходить.