Александр Варго. ПриютMYST. Черная книга 18+
Старость – это пустынный остров, окруженный смертью… Все имена и географические названия вымышлены.
ЧАСТЬ 1
…Подошли Гензель и Гретель ближе к избушке и увидели, что сделана она из хлеба, крыша – из пряников, а окна – из прозрачного леденца… Братья Гримм. «Пряничный Домик»
Прыг да скок, туда – сюда, крыша едет – не беда, жизнь лишь сон, а мир – фуфло, это, братец, западло, только ты не унывай, лучше вмажемся давай! Стивен Кинг. «Стрелок»
1
– Я хочу жрать. Если увидишь какую-нибудь забегаловку, скажи. – А у тебя что, глаз нет? – Ярик, не зли меня. У меня сегодня хреновое настроение, и не в твоих интересах лезть мне под руку. – Я просто… – Просто, Ярик, трахаются гномики. И мыши. А теперь помолчи. Ярик, то бишь Ярослав, скорчил недовольную физиономию и откинулся на сиденье. Он хотел спросить Митрича, кто с кем все-таки трахается: гномики с мышами или и те и другие, но между собой, однако решил промолчать. Молодой человек выудил из кармана замусоленной джинсовой жилетки с обтрепавшимися краями жевательную резинку. Развернув одну пластинку, он ловко закинул ее в рот и принялся сосредоточенно жевать, рассеянно поглядывая по сторонам. Пейзаж был довольно однообразным – серая асфальтовая дорога да бескрайние поля. Какая, к чертям, забегаловка в этой пустыне? Солнце стояло в зените, и, даже несмотря на бешеную скорость, с которой несся их «Опель» (все окна были открыты до максимума), в салоне машины стояла духота. – По-моему, после Дмитровки должен быть… Ярик? Ярик надул пузырь из жвачки. Некоторое время влажный шар оставался недвижимым, а затем с сочным «чпок!» лопнул, облепив всю нижнюю часть лица юноши. – Ярик! ЯРИК! Мать твою, я к тебе обращаюсь!!! – Ты сказал, чтобы я помолчал, – снисходительно проговорил молодой человек, старательно вытирая лицо. Митрич зло крутанул руль в сторону, обойдя справа раздавленного зайца. – Это правило действует до тех пор, пока я сам не заговорю с тобой. – Тон Митрича стал спокойней. – Посмотри в бардачке, нет ли там карты. С обреченным видом, словно ему предстояло вычерпать кружкой Мировой океан, Ярик принялся копошиться в бардачке. Старая записная книжка, пустая сигаретная пачка, носовой платок и гелевая ручка. – Ни фига там нет, – объявил он, вновь откидываясь на сиденье. Митрич выругался и нажал на педаль акселератора. Мотор натужно захрипел, возмущенно протестуя против новой нагрузки. – Бензина хватит? – без особой надежды на отрицательный ответ спросил Ярик брата. Митрич молчал, нахмурив брови, и Ярик решил оставить его в покое. Да, бензина должно хватить. Иначе и не может быть, по крайней мере, Ярик на это очень надеялся. Надежда – это единственное, что осталось у него и его брата близнеца Митрича (настоящее имя его было Дмитрий, но Ярик не помнил, чтобы кто-нибудь называл его так). На самом деле этими именами их наградила не мать, а тетка. Их истинные имена (если они вообще были) исчезли вместе с их матерью. Ярик почти не помнил ее. Непрекращающаяся пьяная ругань, смех, запах дешевого портвейна и холодные сухие руки – вот, собственно, и все воспоминания о ней. Митрич же, наоборот, достаточно хорошо ее помнил, во всяком случае, он так утверждал. Он ненавидел мать. Ненавидел за то, что знал: их кормежкой в годовалом возрасте занималась двоюродная сестра матери – тетка Варя, ненавидел, потому что однажды, когда маленькому Митричу исполнилось три, мать выкрутила ему руку так (он просто долго хныкал, потому что хотел есть), что детские хрупкие кости не выдержали и треснули, как сухая щепка, ненавидел, потому что загаженный мухами стакан с мутным пойлом заботил ее больше, чем он и Ярослав. |
