Пока я развлекала себя подобными фантазиями, мы с Вихрой, Настей и Гаммером выбрались из трещины в темноту знакомой полости. Следом, пропихнув рюкзаки, как-то чересчур суматошно выбрались и Глеб с Татьяной Николаевной. Боялись угодить в засаду. Ждали, что мы воспользуемся моментом и… даже не знаю, пронзим их пиками сталактитов, забросаем ядрами валунов? Убедившись, что натёчные пики мы не натачиваем и валуны на ощупь не шлифуем, Татьяна Николаевна пистолетом указала нам в единственный проход со сталагнатовой решёткой.

Мне стало интересно: она держала пистолет на всём подъёме или вынула под конец? Спросить об этом я, разумеется, не рискнула. Вихра покорно потянула нашу упряжку, и, протиснувшись между сталагнатами, мы выбрались на прибрежную галечную полосу. Догадывались, что Татьяна Николаевна и Глеб не будут с дикими воплями метаться по залу, исступлённо кидаться на стены и, обезумев, палить из пистолета в противоположный и для них сейчас недостижимый берег, но всё же приготовились увидеть хоть какую-то сцену отчаяния. Уверенно прошли вперёд. И замерли.

Настя тихонько выругалась. Гаммер сдавленно прорычал. Мы с Вихрой только растерянно переглянулись. Высвеченное налобниками, перед нами обнажилось озеро Харона. Оно занимало почти весь зал: от левой до правой стены простиралось метров на тридцать, от ближнего до дальнего берега – метров на семьдесят. Ну, я могла ошибиться с размерами, но кое-что важное подметила безошибочно. То, что одновременно обрадовало и разочаровало нас с Вихрой. То, что заставило Настю с Гаммером ругаться и рычать.

Метрах в семи от берега на озёрной глади лежала настоящая лодка! От неё в воду уходила цепь. Рядышком торчал прут арматурины, к которому цепь крепилась.

Да, Смирнов позаботился о том, чтобы охотникам не повстречались непреодолимые препятствия, и я задумалась, как он вообще затащил сюда лодку. Уж конечно не протолкнул через шкуродёр и не пропихнул в камин. Значит, там, дальше, открывался второй выход из пещеры. Более широкий и доступный. Мы были так близки…

Татьяна Николаевна и Глеб молча осматривали зал, фонарями выхватывали его рваные стены и относительно низкий потолок, поросший коротенькими сталактитами. Лодку не высвечивали, словно по рассеянности не замечали. Я обманула себя надеждой, что они призна́ют поражение и скажут, что пора возвращаться в штольню. Лодка была тёмненькой, в неподвижности стыла на тёмной воде – такую, вымотавшись, легко не заметить. Но обманывалась я напрасно. И недолго.

Татьяна Николаевна повернулась спиной к озеру. Нарочно ослепила нашу человеческую многоножку и заставила отступить к сталагнатовой решётке. Одним фонарём ослепить всех не получилось, и я разглядела, как Глеб, не снимая рюкзак, зашёл по колено в воду. Добрался до прута арматуры и выудил цепь. Начал выбирать её, и она долго выходила из воды. Длина цепи позволяла лодке в паводковые дни подняться хоть до потолка и при этом не опрокинуться.

– Мы же все влезем? – тихонько спросила я.

– Об этом можешь не думать, – так же тихо ответила Настя.

– Почему?

– Потому что лодка двухместная.

– Да там полно места!

– Это неважно, – сказал Гаммер.

Я поняла, на что они с Настей намекают. Не поверила, что Татьяна Николаевна способна на такую подлость, и шагнула вперёд в надежде её образумить, но Гаммер меня остановил.

– Не надо, – прошептал он.

– Что происходит? – спросила Вихра.

Забывшись, мы опять говорили по-русски.

– Мы упустили свой шанс, – по-английски буркнула Настя. – И глотаем пыль из-под ног победителей. Вот что происходит.

– Тогда уж глотаем брызги, – вздохнула я.

– Зануда, – хмыкнула Настя.

Глеб вытянул лодку к берегу. Когда под килем хрустнула галька, перебросил на корму рюкзаки и вернулся к Татьяне Николаевне.