– Какая вкуснотища, – произнесла Труф, но спать ей тем не менее не захотелось.

Они немного поговорили. Так, ни о чем – о погоде, о магазинах. Труф видела, что Айрин хочет ей что‑то сказать, да и самой ей нужно было задать много вопросов.

Айрин не успела разлить по чашкам оставшееся в кастрюльке какао, как вдруг послышался звук открываемой ключом двери, и меньше чем через минуту в кухню вошли мужчина и женщина в одинаковых пальто из грубого вельвета.

– А, это вы, мистер Уокер, – сказала Айрин. – Мистер и миссис Уокер приходят к нам утром делать уборку в доме, – сказала она Труф вполголоса.

– Доброе утро, уважаемые дамы, – ответил Уокер вежливо и дружелюбно, но, как показалось Труф, с некоторым холодным отчуждением.

Так вот почему Труф никогда не видела тех, кто прибирает в доме. Уокеры заканчивали, по‑видимому, часам к девяти утра, а Хоскинс с помощником уходили до восьми вечера. Следовательно, ночь Джулиан без лишних свидетелей проводил в храме со своими апостолами.

– Мы тут немного нагрязнили, – спохватилась Айрин. – Ничего, я сейчас все вымою, мистер Уокер. – Она схватила кастрюльку и собралась было идти мыть, но мистер Уокер остановил ее, причем довольно грубо.

– Не трудитесь, Айрин. Давайте лучше отправимся отдыхать, а тем временем старый, добрый Уокер спокойно сделает свою работу.

Труф подхватила Айрин под руку, и, держа в руках чашки с недопитым какао, они вышли из кухни.

Труф выбрала бы для задушевного разговора первую попавшуюся комнату, но Айрин направилась прямиком в храм. Он еще не был убран после ночных бдений. Когда Труф вошла в него, она увидела в центре комнаты расставленные в круг стулья. Труф усмехнулась – если бы не антураж, она бы подумала, что попала в школьный класс.

Нажав на кнопку, Айрин зажгла свет и, устроившись на одном из стульев, пригласила Труф сесть рядом.

Труф покорно опустилась на стул и уставилась в свою чашку. Айрин чувствовала себя в храме спокойно, значит, никаких неприятных воспоминаний или страхов, связанных с этим местом, у нее не было.

– Расскажи мне о моей матери, – попросила ее Труф. – Мой… ну, Торн… Он любил ее? – неуверенно закончила вопрос Труф и густо покраснела.

Просьба была очень детской, да и формулировка вышла какой‑то неуклюжей. Однако Айрин отнеслась к вопросу вполне серьезно. Труф заметила, как загорелись ее глаза, а уголки губ приподнялись. Казалось, что Айрин вот‑вот улыбнется, видимо, светлые воспоминания о радостных днях были сильнее ужаса, пережитого в последующие годы.

– Я никогда не сомневалась, что она составляла часть его души. Только двух женщин он любил так сильно, совсем не так, как меня. Но я и не виню его за это, лучше прожить год с Торном и потом всю жизнь вспоминать о своем счастье, чем иметь все от другого и весь век каяться. Значит, что касается Торна… – Она немного помолчала и снова продолжила свой рассказ: – Было две женщины, Катрин и… назовем ее просто «другая». Когда пришло время и Торн был вынужден выбирать из двух одну, он выбрал Катрин, навсегда потеряв другую. Это тебе должно о многом говорить. Я не скажу, что во мне бушевала ревность, нет, в те дни мы не знали ни зависти, ни ревности. Мы строили новый мир, с другими законами и правилами. Думаю, что Катрин он выбрал из‑за тебя, но тут мне стоит помолчать, поскольку я не должна нарушать обещание. Так вот, Торн любил обеих женщин, но из двух выбрал твою мать. Никаких сомнений не может быть в том, что он любил Катрин.

Айрин задумчиво пила какао, вспоминая те дни.

– Я уверена, что Торн Блэкберн был ниспослан на землю с целью укротить необузданный нрав Катрин.