– Я рассказала им следующее, – продолжала Айрин – И все происходило действительно так, но только если смотреть на внешнюю сторону. Когда наш круг, все тринадцать человек, находились в храме, разразилась страшная буря. Все двери внезапно раскрылись – и двери храма, и двери дома. Катрин, твоя мать… бедная девушка, она забилась в конвульсиях. Позже и вправду выяснилось, что она умерла от слишком сильной дозы наркотиков. Кстати, верь мне, девочка, что Торн не позволял ей принимать их. Полиция квалифицировала смерть твоей матери как несчастный случай. Если бы не это заключение, нам всем грозила бы смертная казнь. Но отец Джона, нашего бедного мальчика, уже пятнадцать лет, как он в могиле, так вот, его отец, человек очень богатый, нанял солидных адвокатов, и они вытянули его сына. А после того, как сняли обвинение с него, выкинули и нас. Полиции, думаю, было все равно, что с нами делать, судить или отпускать. Они охотились только за Торном, и, если бы он попался им в лапы, вот тогда…

– Понятно, тетушка Айрин. Но я опять хочу вернуться к той ночи. Ты говорила, что был сильный шторм.

– Да, был. Торн любил работать в бурю, он говорил, что в такое время легче укрощать и манипулировать силами. Но в ту ночь шторм случился на редкость сильным… Двери распахнулись, и свечи, которые мы держали в руках, сразу погасли. Знаешь, какой страшный поднялся ветер! Мы пытались зажечь свет, но электричества не было, видимо, где‑то повредились провода. Мы побежали за фонарями, а когда вернулись, Катрин была мертва, а Торн исчез.

– То есть он мог попросту сбежать, – неуверенным голосом произнесла Труф. Однако если полиция не нашла его тогда и не ищет сейчас, спустя четверть века, его должен был бы найти Джулиан.

– Полицейские тоже так подумали и перерыли весь дом. Мы, конечно, им не мешали, – прибавила Айрин со смехом. – Да и не могли. Поскольку владельцем места являлся Торн, нас объявили приживалами и выкинули. Правда сначала арестовали всех, кроме Кэролайн. А после, когда папаша Джона все устроил, нас выпустили, но к тому времени умерла Дебби. Перед арестом у нее забрали дочку, а затем и лишили материнства. Бедная девочка не выдержала удара и повесилась у себя в камере. Как давно все это было, – печально проговорила Айрин.

Труф подумала, что Дебби, о которой говорит Айрин – это Дебора Уинвуд, мать Лайт. Джон, это, разумеется, Джонатан Ашвелл. Отец у него был очень богат, к тому же имел широкие связи. Но как это все ужасно! Довести до самоубийства беззащитную девушку. Несмотря на то что на все сказанное Айрин можно было посмотреть и иначе, Труф все равно почувствовала, как в ней поднимается злость.

– А что случилось с другими детьми? – спросила она.

– Пилгрим убежал в ту же самую ночь. Это был дикий мальчик, он никого, кроме Торна, не слушал. Не представляю, что могло из него выйти после… исчезновения Торна. Позже мы узнали, что полиция поймала его. Бедняга, ему было всего восемь. Что с ним случилось потом? Не имею представления. Каро пыталась взять и его, но ей отказали. Ей удалось вырвать только тебя. Эти свиньи, так мы их звали между собой, не дали ей даже малышку Лайт. Они тогда были на коне. Как же, обнаружили целую шайку хиппи, занимающихся магией в старинном доме. На нас навалились как на настоящее разбойничье гнездо.

Айрин замолчала. Взгляд ее был устремлен куда‑то вперед, в пустоту. Когда она вновь заговорила, голос ее дрожал от негодования.

– Детей отняли всех, и, хотя некоторые из их родителей состояли в законном браке, полиции было на все наплевать.