|
Собственно говоря, осколков я больше не видел, глаза неотрывно впились в водяную цель. Пальцы на руках и ногах, а также подбородок, двигались по собственной инициативе. Я превратился в упряжку из двух кистей, двух ступней и нижней челюсти, которые, точно волокушу, тащили огромный бесформенный груз. В мозгу теснились бесполезные картины: плавание по колоссальной водяной капле с высоким поверхностным натяжением — гордости Циркумлуны; Эльмо восхваляет величие и славу Техаса; моя мать кормит меня; мой отец пытается объяснить мне, что такое океан… Ну и так далее.
Когда наконец мои пальцы коснулись края бассейна и попытались продолжить путь, сознание чуть-чуть прояснилось. Я сообразил, что слезть в бассейн так, чтобы оказаться на спине, задача не из простых. А если я соскользну в него на животе, то не сумею приподнять над водой ни рта, ни носа. Потому, хотя в глазах у меня темнело, а каждая клетка тела требовала влаги, я заставил себя проползти по дуге, пока мой правый бок не вытянулся параллельно краю бассейна. Затем я завел правую кисть под подбородок, цепляясь пальцами за край бассейна, и отправил левую кисть вперед, насколько мог, а затем под его край, где пальцы нащупали удобную впадину. И все это время мои глаза были сосредоточены на воде, как мысли одинокого космопилота на топливе. Мой правый локоть окунулся в нее и познал блаженную прохладу. Тут во мне шевельнулось дурное предчувствие — этот бассейн выглядел очень глубоким. Но, напомнил я себе, плавать над десятью метрами глубины столь же просто, как над двумя — или над десятью километрами Н<sub>2</sub>О (невообразимая цифра из океанических данных). Я с силой скрючил пальцы левой руки. Правая кисть приподнялась под подбородком, я широко открыл рот, и моя голова опрокинулась в сторону бассейна. В ту же секунду пальцы левой ноги отыскали ту же впадину, что и пальцы левой руки, и в свою очередь скрючились. Мое левое бедро приподнялось. Я удерживал равновесие в этой позе, вспоминая предосторожности, которые необходимо принимать в воде, как вдруг решил, что у меня начались галлюцинации: я увидел, что из самого верхнего окна над патио длинная розовая змея развернула хвост, а затем появилась и начала раскачиваться ее розовая голова. Но возможно, эта суперкобра не была видением: мэр Берлсон вдруг выпрямился в кресле и уставился на свои сапоги. Потом его взгляд медленно заскользил по извивам того, что было, как я теперь сообразил, моим кровавым следом, и наконец уперся в меня. Я набрал в легкие воздуха и опрокинулся в бассейн: взлетели брызги, и я оказался в воде на спине, как и рассчитывал. Внезапный холод меня ошеломил настолько, что я чуть было не лишился чувств, и тут, хотя в голове еще мутилось, а в глазах темнело, началось блаженство. Вода — всего лишь эрзац невесомости, но хороший эрзац. Я понемножку впускал ее в рот. Нектар! Я быстро выдохнул через нос и вновь глубоко вдохнул. Одним глазом над водой я следил за фигурой Берлсона, которая шаталась — потому что он был под влиянием алкоголя и потому что в глазах у меня слегка двоилось. Он брел по моему следу к бассейну, бессильно свесив по бокам руки, одна из которых все еще сжимала темную бутылку. Голова у него была опущена. Берлсон до того был похож на неуклюжего глупого пса, которого обучили ходить на задних лапах и присасываться к бутылке, что я бы расхохотался, если бы вовремя не заметил, что и рот и нос у меня находятся под водой. Позади него — еще более не в фокусе — суперзмея (видение или реальность) продолжала сползать вниз. Теперь утолщение, которое я сперва принял за голову, находилось посреди туловища. Видимо, это было что-то, что змея проглотила в верхней комнате. Берлсон становился все крупнее и все смешнее. Он настолько приблизился, что я разглядел осовелую серьезность его устремленного вниз взгляда. Потом он неуклюже замахнулся на мою правую кисть, не сумел ее ухватить и чуть было не свалился. |
