Моя голова упала на грудь, и я теперь смотрел вниз. Когда сильная боль в плече сказала мне, что кость вот-вот выйдет из сустава, я увидел, как Рейчел ожила и сама крепко ухватилась за канат — обеими руками и зубами.

В этот миг во мне возникло пророческое предчувствие, что настанет день, когда мы с ней завоюем славу как воздушные акробаты в невесомости.

Нас быстро втянули в отверстие, и мы оказались внутри аппарата, которого словно и не было. Я хочу сказать, что он почти весь был сконструирован из прозрачной пластмассы, причем преломляющей свет точно, как техасская атмосфера. Кое-что было видимым: двигатели, люк, кое-какие рычаги и экипаж из двух человек.

Один был вытащивший нас из бассейна индеец, а в чаще металлических и пластмассовых рычагов сидел Гучу.

Он ухмыльнулся нам, но ничего не сказал.

За пластмассовой оболочкой со всех сторон бушевала буря. Вверху, иногда посверкивая, в ней вращались невидимые лопасти винта.

— Это веенвеп, — объяснила сквозь рев Рейчел, перебираясь поближе ко мне. — ВНВП. Вертолет на воздушной подушке.

Бурую пыль пронизали стрелы молний, окрасив ее в багровый цвет.

Гучу фыркнул. Я почувствовал, что машина резко накренилась и пошла вверх. Мы выбрались из пыли, но багряные молнии не возобновились.

Рейчел положила мою ноющую шею и голову к себе на колени, повернув эту последнюю так, что я увидел большую башню, заслонившую нас от лазерных ружей.

Гучу сказал, сверкнув зубами:

— Большой мальчик будет нас заслонять, пока мы не выйдем из пределов досягаемости.

— Индеец жив, черный жив, бледнолицые живы. Хорошо, — изрек его напарник.

Я вяло поглядывал по сторонам. Даже вид моего бедного экзо и лохмотьев мешкостюма не привел меня в бешенство и не вверг в меланхолию. Слишком много было пережито за последний час.

Новейшая конструкция аппарата дисгармонировала с той революционной простотой и бедностью, которые накануне вечером я наблюдал в церкви и на кладбище.

— Если это веенвеп, так почему ты называла его субмариной? — спросил я у Рейчел.

— Потому что он не субмарина, — ответила она, обрабатывая царапины у меня на груди и заклеивая их пластырем. — Немножко тумана в глаза вольным стрелкам.

— И ты никакая не Черная Мадонна, ты — Мария Магдалина, — зевнув, протянул я.

— Заткнись!

На пластмассе возле меня я заметил черный штамп с надписью: "Хоокеантиская Наячер Публикарес". Медленно и с трудом я перевел эту вульгарную латынь: "Тихоокеанская Черная Республика". Так ведь, томно подумал я, революции всегда беднее третьих политических партий, и вынуждены принимать иностранную финансовую и военную помощь.

Тут я лишился сознания, а возможно, просто уснул.

Глава 10. ВЕРХОМ НА СМЕРЧЕ

Слава Техасу, чей воздух несет воскресение нам,

Раз город нас душит,

А книги великих наскучили нам.

Вновь я проснулся в Мешке, но на этот раз мое пребывание в нем оказалось еще короче. Мама обнимала меня пухлыми руками, прижимая к упругой груди. Раздавалось ритмичное дробное постукивание. Наверное, папа собирал декорации для спектакля. Мне ясно представилось, как он медленно переворачивается в свободном парении, в одной руке держа пластмассовые рейки и гвоздь, а другой нервно сжимая молоток.

Но тут ноздри мне защекотал кислый запах нагретого металла. Неужели папа опять прибегнул к горячей сварке вопреки правилам безопасности, которые Циркумлуна установила для Мешка? Вполне возможно.