— Я встретил твоего чертова полицейского.

— Мистера Питта?

— У тебя есть другой?

— У меня нет никакого.

— Не будь скромницей, Шарлотта. — Доминик раздраженно уселся. — Ты отлично знаешь, он увлечен тобой; конечно, он влюблен в тебя. Если ты не замечаешь этого сама, то Эмили определенно уже сказала тебе об этом.

Шарлотта от смущения вся зарделась:

— Эмили говорит так, чтобы подразнить меня. И ты должен знать: она может сказать такое, что потом вызовет неприятности.

Доминик, остывая, повернулся к ней. Он был несправедлив. Весь свой гнев от разговора с Питтом и с Сарой перенес на Шарлотту…

— Извини меня, — сказал он мирно. — У Эмили язык без костей, хотя я думаю, в чем-то права она относительно Питта. В конце концов, почему он не должен увлечься тобой? Ты чрезвычайно красивая женщина, добрая и душевная, вполне способная привлечь его.

Доминик был удивлен, увидев, что Шарлотта еще больше покраснела. Он хотел успокоить ее, а не смутить. Она была самым искренним человеком из тех, кого он встречал когда-либо, и, парадоксально, в то же время она была самым жестким человеком в его понимании. Очевидно, никто не хотел бы привлечь внимание такого типа, как Питт. Это должно вызвать не более чем раздражение, которое следовало забыть.

— Где ты его встретил? — спросила Шарлотта, все еще продолжая рассеянно играть с палитрой.

— В кафе. Я не знал, что полицейские посещают такие места. У него хватило смелости войти туда и сесть за мой столик!

Его гнев усилился, когда он вспомнил об этом.

— Что он хотел? — Она выглядела обеспокоенной.

Доминик попытался вспомнить, но не смог. Питт не спрашивал его ни о чем существенном.

— Не знаю, может, просто хотел поговорить…

— Зачем? — Шарлотта слегка пожала плечами.

— Он говорил о фальшивомонетчиках и воскресителях.

— Воскресителях? Кто это такие? Религиозные шарлатаны?

— Нет. Это люди, которые выкапывают тела мертвецов, чтобы продать их студентам-медикам.

— Как жалко…

— Жалко? Это отвратительно!

— Жалко то, что людей унижают до такого уровня.

— Ты уверена, что они не унизили сами себя?

— Если и так, то это даже хуже.

Что за странная женщина. Сара никогда бы не рассматривала данный вопрос таким образом. Была в Шарлотте какая-то невинность, доброта, направленная на необычных людей, но, тем не менее, это в ней притягивало. Странно. Доминик всегда думал, что именно Сара была доброй, а Шарлотта, в которой всегда чувствовалось сопротивление, была в некотором роде неженственна. Сейчас он наблюдал за тем, как она стояла с кистью в руке. Она не такая привлекательная, как Сара, ей не хватало маленьких штрихов — прелестного ожерелья, маленьких сережек, изящных завитков на затылке, — и, тем не менее, она была красивее. Через тридцать лет, когда Сара станет пухлой, линия ее подбородка расплывется, а волосы поблекнут, лицо Шарлотты будет оставаться красивым.

— Это громадная ответственность, — медленно сказала она. — Мы все ожидаем, что Питт обнаружит убийц и вернет нас к той жизни, которую мы вели до этих событий.

«Она всегда будет высказывать то, что приходит ей в голову, — иронично подумал Доминик. — Она никогда не научится тем маленьким хитростям, которые делают женщину таинственной, женственной и помогают им выжить рядом с нами».

Но Шарлотта не будет дуться по поводу воображаемых проблем. Она скорее станет свирепо ссориться.