Чарли недоуменно посмотрел на Глэдис, количество вопросов не уменьшалось.

– Но как они – я имею в виду Сару и Франсуа – оказались вместе, если оба были связаны браком с другими людьми? – смущаясь, спросил он, но Глэдис не знала подробностей и не сумела ему ответить.

– Я думаю, что они просто очень любили друг друга, – сказала она с легкой печалью. – Насколько я знаю, они прожили вместе очень недолго – Франсуа был старше Сары, да и умер он не по возрасту рано. Но нет никаких сомнений, что эти двое любили друг друга со всей страстью и нежностью, на которые только способен человек. И они оба были необычными людьми.

Глэдис слегка замялась, как будто что‑то смущало ее, но Чарли вопросительно смотрел на нее, и она продолжила:

– Дело в том, что Джимми один раз видел Сару. Во всяком случае, он так, утверждает, хотя мне порой кажется, что в детстве я слишком много рассказывала ему о Саре и Франсуа и, возможно, подсознательно внушила ему что‑то.

Ну что ж, даже если с сыном миссис Палмер случилась галлюцинация, то Чарли был совсем не прочь пережить то же, что и он. В атмосфере дома действительно было что‑то особенное, так что казалось – стоит закрыть глаза, и услышишь в соседней комнате голоса людей, которые когда‑то здесь жили, да и ощущение того, что одна из дверей вот‑вот отворится и навстречу ему выйдет таинственная хозяйка шале, не оставляло Чарли с той самой минуты, когда он переступил порог дома.

– Я еще никогда не видел такого красивого дома, – признался Чарли и, не в силах противиться искушению, снова стал обходить одну задругой все комнаты. – Несмотря ни на что, он дышит и живет, и в том, что произошло с Джимми, нет ничего удивительного. Я тоже чувствую себя так, словно в соседней комнате меня ждет гостеприимный и добрый хозяин. Должно быть, люди, которые тут жили – начиная с этой женщины, Фергюссон, – оставили здесь свою добрую психическую энергию. Конечно, я не экстрасенс, а всего лишь архитектор, однако мне известно, что все архитектурные сооружения – в частности, дворцы, особняки, палаты, которые нынче нас так восхищают, – несут на себе отпечаток характеров тех людей, которые там когда‑то жили. И в этом заключена для нас значительная часть их очарования. Ведь, как гласит известное высказывание, роскошный дворец становится произведением искусства только после того, как слуги намусорят в углах.

– Я рада, что тебе здесь нравится, Чарльз, – сказала Глэдис, когда они спустились в холл первого этажа и Чарли, не переставая оглядываться по сторонам, уселся прямо на ступеньках лестницы. – Этот дом много для меня значит.

Он действительно очень много для нее значил, и Глэдис осталась верна своей привязанности, хотя даже собственный муж не понимал ее до конца, а сын постоянно высмеивал. В этом доме было что‑то особенное – что‑то, что невозможно было объяснить словами. И как ни хотелось Глэдис поделиться с кем‑то своими ощущениями, это было невозможно, если только другой человек не чувствовал того же, что и она. Чарли был первым человеком, который оказался в состоянии ощутить всю необычность и красоту дома в целом. Возможно, Он даже улавливал нечто сверх того, потому что он был талантливым архитектором, всю жизнь имевшим дело с планировкой и строительством домов. Глэдис, во всяком случае, полагала, что Чарли есть с чем сравнивать, и не сомневалась, что сравнение – в пользу ее дома. Ей не терпелось спросить его об этом, но она видела, что он настолько глубоко взволнован, что едва ли способен произнести хоть слово. Лицо у него, во всяком случае, сделалось такое, словно его душа, обретя наконец долгожданный покой и избавившись от тревог, беззвучно говорила с душами тех, кто когда‑то жил в этом доме.