Сняв черные очки, молодая женщина строго посмотрела на дочь. В ее лице было что‑то знакомое, и Чарли показалось, что он уже видел ее, но никак не мог припомнить где. Возможно, они когда‑то сталкивались в Европе, а может, она была телеведущей или моделью – этого Чарли не мог сказать. Зато он сразу отметил, что она держится очень уверенно и грациозно и что ее одежда – включая шапку из меха норки – подобрана с большим вкусом. Лицо ее, однако, не предвещало ничего хорошего ни Моник, ни ему самому.

– Где ты была? – требовательно спросила молодая женщина у Моник. – Я велела тебе ждать меня в ресторане в двенадцать часов.

В ее голосе зазвучал металл, и Моник испуганно подняла глаза на мать. Чарли поразился, как у такой суровой женщины может быть такая приветливая и раскованная дочь. Впрочем, он тут же подумал о том, что женщина беспокоилась за дочь, и ее волнение было вполне понятно – ведь на часах было без малого два.

– Прошу прощения, – вступился он за девочку. – Должно быть, это я виноват. Мы с вашей дочерью познакомились, когда поднимались вверх на подъемнике. Моник показывала мне, как здорово она умеет кататься, и мы, гм‑м… немножечко увлеклись.

Женщина обожгла его возмущенным взглядом.

– Я вас не спрашивала, – отрезала она, и Чарли показалось, что он встречал эту женщину совсем недавно, только никак не мог припомнить, при каких обстоятельствах. Это было странно, поскольку в последнее время он не так уж часто общался с незнакомыми людьми. Потом взгляд его упал на Моник, и Чарли увидел, что девочка готова разрыдаться.

– Кто заплатил за твой обед? – продолжала женщина металлическим голосом, и Моник опустила голову еще ниже.

– Я заплатил, – снова вмешался Чарли, которому от души было жаль Моник.

– А где деньги, которые я дала тебе сегодня утром? – Молодая женщина сняла шапку, и Чарли увидел длинные золотисто‑каштановые волосы, непокорной волной упавшие ей на плечи. Глаза у нее были темно‑зелеными, а черты лица лишь отдаленно напоминали озорное личико Моник.

– Я их потеряла, – жалобно проговорила Моник, и две слезинки, выкатившись из ее глаз, побежали по щекам к подбородку. – Прости меня, пожалуйста…

И, закрыв лицо руками, девочка отвернулась, чтобы Чарли не видел, как она плачет.

– Да ничего страшного, честное слово!.. – поспешно сказал Чарли, желая успокоить обеих. Он чувствовал себя виноватым из‑за того, что сначала задержал девочку, а потом заплатил за ее хот‑дог. И он вовсе не имел в виду ничего дурного. Чарли прекрасно понимал, что имеет дело с ребенком, но мать Моник явно подозревала его в каких‑то грязных намерениях. Сухо поблагодарив Чарли, она схватила дочь за руку и повлекла ее прочь, не дав ей даже закончить с едой.

Глядя им вслед, Чарли неожиданно почувствовал гнев. Совершенно необязательно было здесь устраивать скандал и доводить девочку до слез. Конечно, мать совершенно справедливо не разрешала Моник общаться с незнакомыми мужчинами, но ведь Чарли выглядел вполне прилично! Неужели он похож на совратителя малолетних?! В любом случае она могла бы подождать со своими криками и не унижать девочку при посторонних. Да и с ним она могла бы обойтись полюбезнее. Но тут уж ничего не поделаешь, видно, у женщины не самый лучший характер.

Приканчивая гамбургер, Чарли думал о них обеих – о девочке, с которой было так приятно поговорить, и о ее взвинченной, наэлектризованной и даже, кажется, напуганной матери. И тут вдруг он вспомнил, где эту женщину видел! Это была та самая сердитая библиотекарша, с которой он столкнулся в Историческом обществе в Шелбурне.