Теперь Джеймсу нравился Арнольд. И все, что тот делал. Мы наверняка поладили бы, думал Джеймс с сожалением. И отлично проводили бы время — у них была и удочка, и щенок, и вылазки в сельскую местность, которая в те времена гораздо ближе подступала к Лэдшему. Коттедж стоял тогда, можно сказать, в чистом поле. Оглядывая комнату, где Арнольд видел из окна ту же церковную башню, а над своей кроватью тот же скошенный потолок, Джеймс почти ощутил его веселое, шумное присутствие. И вздрогнул, внезапно вспомнив, что с тех пор, как Арнольд стоял вот здесь, в комнате, прошло сто двадцать лет.

Он вернулся к дневнику. Проходили дни. «Не могу даже представить себе, чем занимала я свое время до приезда Арнольда», — писала тетушка Фанни.

«Мы все время чем-то заняты, и это так приятно! Ни одной скучной минуты! Не проходит и дня, чтобы мой дорогой мальчик не придумал нам нового развлечения. А я уж и позабыла, сколько есть в молодости способов разнообразить жизнь. В свою очередь я преподала Арнольду несколько уроков домоводства. Наш дорогой мальчик весьма любознателен. Он не прочь, например, узнать, как готовятся его любимые блюда. Он уже умеет испечь очень порядочный пирог, а также кекс со сливами и пряностями, который он так любит».

И вдруг в дневнике зазвучали нотки разлада. Фарфоровая ваза, очень ценимая тетушкой Фанни, каким-то таинственным образом разбилась. Тетушка Фанни не пишет об этом прямо, но по ее словам, полным горечи, видно, что она подозревает Арнольда. А у себя в комнате он ведет себя чересчур шумно. «Пришлось сделать ему замечание, — строго сообщает тетушка Фанни, — хотя он отрицал свою вину с ВЕЛИЧАЙШЕЙ убежденностью». Щенок тоже впал в немилость. «Он вдруг принимается лаять неизвестно на что. Возможно ли, чтобы он повредился рассудком?»

Дела шли все хуже и хуже. Стали появляться записки. Джеймс слишком хорошо представлял себе, каково было Арнольду.

«Мой бедный племянник сказал мне, что сперва он заподозрил проделки кого-нибудь из соседских мальчиков, но не мог прямо подумать ни на одного из них и даже предположил, что это Я разыгрываю такую затейливую шутку. Первую записку он нашел у себя на подушке: длинное послание, написанное старинным шрифтом, о каком-то магическом способе обнаружить вора, о том, как приготовлять декокты из некоторых трав для излечения моих болезней, ну и прочая подобная чепуха. Вторая была написана на странице дневника, который ведет Арнольд, и это привело мальчика прямо-таки в ЯРОСТЬ. Он принес дневник мне и спросил, кто, по-моему, может так ему досаждать. Эта записка яснее говорила о своем авторе, он подписал ее: „Томасъ Кемпе“ и ошеломил нас сообщением, что он КОЛДУНЪ (или считает себя таковым). Я была так же озадачена, как Арнольд, пока не вспомнила, что в здешних местах люди простого звания, то есть необразованные, доныне называют КОЛДУНОМ или ВЕДУНОМ человека, к которому обращаются в трудных случаях, однако сейчас этот старый предрассудок редко встретишь даже среди бедняков. Но я стала раздумывать над странными явлениями в доме, в которых я винила бедного моего племянника, и мне пришло в голову, что перед нами проявления сверхъестественных сил.

Я пришла в большое волнение, надела шляпку и побежала за советом к нашему доброму викарию».

Очень разумной была тетушка Фанни, думал Джеймс; и здорово повезло старине Арнольду. Он не имел дела со взрослыми, которые говорят: «Привидения не существуют, и точка». У него была добрая старая тетушка Фанни, которая сразу сделала правильные выводы.

Потому что викарий немедленно подтвердил ее подозрения.